Николай Абин - Прыжок самурая

В бараке было шумно. Оглушительно трещал телефон, дежурный испуганно отвечал на звонки, двери кабинетов были открыты. Все говорило о том, что в лагерь неожиданно нагрянула высокая комиссия.

Плакса провели в кабинет начальника лагеря. Там на диване сидели два офицера – симпатичный высокий майор и коренастый капитан, отдаленно напоминающий медведя.

Они с откровенным любопытством разглядывали зэка, за которым пришлось лететь из самой Москвы. Майор невольно поморщился, помещение заполнил кислый запах давно не мытого человеческого тела. По Плаксу прошелся цепкий взгляд. Запавшие щеки, неправдоподобно большие глаза, обведенные темными кругами, клочковатая седая щетина на посиневшем от холода лице… Ничто не напоминало того красавца в модном заграничном костюме с фотографии двухлетней давности.

– Это точно он? – усомнился Крылов.

– Он, он! – засуетился начальник лагеря и прикрикнул: – Плаксин, ты что, язык проглотил!

– Заключенный номер И-2617, статья 58 пункт 1, – начал бубнить Плакс.

Крылов снова взглянул на фотографии и все еще с сомнением сказал:

– Вроде как он…

– Других у нас нет! – высунулся вперед зам.

– А ты что, ему отец родной? – хмыкнул Шевцов.

– Я…

– Заткнулся бы. Не тебя спрашивают!

– Сережа, кончай, время идет. Доставай бумаги! – распорядился Крылов.

Шевцов полез в портфель, вытащил запечатанный пакет и протянул старшему по званию. Под крепкими пальцами Крылова сургучная печать треснула и рассыпалась. Вытащив предписание, он бросил взгляд в нижний угол. Брови его поползли вверх: под текстом стояла подпись самого Берии. Обомлел и начальник лагеря, заглянувший Крылову через плечо: такого за его долгую службу еще не случалось. Крылов внимательно вчитывался в каждое слово. Озабоченность на его лице сменилась тревогой. В наступившей тишине слышалось лишь шуршание бумаги.

Плакс во время этой немой сцены стоял опустив голову. Он хотел есть. В кабинете мучительно пахло настоящим ржаным хлебом. Последний раз он ел его в конце сентября, когда ему удалось сменять шерстяной шарф на жалкую краюху из офицерской столовой.

Крылов дочитал до конца и сунул предписание под нос начальника лагеря:

– Ты понял, майор, мы забираем Плаксина!

– Сережа, да мы его не довезем, – вздохнул Шевцов.

– Действительно, доходяга. Такого и мать родная не узнает, – кивнул Крылов и зло бросил начальнику: – Вы тут совсем, суки, оборзели! Себе-то вон какие морды нажрали!

Начальник принялся бормотать что-то про нехватку продуктов. Но Крылов, не слушая его, приказал:

– Майор, даю час, чтобы привести Плаксина в порядок. Отмыть, постричь, одеть и накормить!

– Забираете? А как же сопроводительные документы к приказу? – Никто и не ожидал от начальника таких слов.

– Что? Документы? Какие еще тебе, гнида, документы? Приказ наркома – это тебе не документ? Под расстрел хочешь? Я же сказал – час на сборы! Не управишься, пеняй на себя. Исполнять!!! – закричал Крылов.

– Все сделаем! Есть! – засуетился начальник и метнул красноречивый взгляд на зама.

Тот понял все без слов. Не прошло и получаса, как Плакса отмыли душистым довоенным мылом, затем его передали в руки парикмахера Сашки. Раньше он работал в салоне на Крещатике, а теперь стриг исключительно лагерное начальство. Его тонкие, как у пианиста, пальцы мгновенно уложили волосы зэка Плаксина в модную прическу.

Плакс находился в прострации, он не понимал, что происходит. Он не хотел гадать, чем это закончится, и решил положиться на судьбу.

– Ну что, готов? – В дверь просунулась озабоченная физиономия зама. – Пошли, Плаксин, пошли, самое время перекусить! – поторопил он.

В соседней комнате был уже накрыт стол. Плакс обомлел. В тарелке дымился наваристый борщ, в миске лежали покрытые жирком куски отварного мяса, картошечка была присыпана невесть откуда взявшимся укропом, соленые огурцы маняще поблескивали, квашеную капусту, как и положено, украшала клюква… И хлеб, пахучий свежий хлеб, нарезанный крупными ломтями. Запотевшую бутылку водки он заметил в последний момент.

– Иван, ты садись, поешь по-человечески. Дорога длинная, надо набраться сил, – сказал Крылов.

Плакс неуверенно присел на краешек табурета. Начальник лагеря подрагивающей рукой разлил водку по стаканам. Крылов первым поднял стакан и молча выпил, к нему присоединились остальные – все, кроме Плакса.

– Да ты пей, пей, Иван! Чего на нее смотреть? – подтолкнул под локоть Шевцов.

На втором глотке у Плакса перехватило дыхание.

– Закуси, закуси! – Крылов заботливо пододвинул миску с мясом.

Плакс уже не мог сдерживаться. Шатающиеся от цинги зубы вонзились в сочную мякоть. Какая там, к черту, вилка – он ел руками, не думая о том, что за столом сидит не один. Да плевать ему было на окружающих! Два года унижений, два года непосильной, изматывающей работы, два года вонючей баланды вместо нормальной человеческой еды! Он жадно хватал все подряд – хлеб, огурцы, капусту, пока не почувствовал, что его желудок уже не в состоянии переварить съеденное. После второго стакана водки его повело, а дальше все происходило как в тумане. Овчинный полушубок, теплая машина, обледенелые ступеньки трапа и, наконец, убаюкивающий шум мотора. Под этот шум особо опасный преступник Иван Плаксин заснул безмятежным сном.

Многолетний опыт филерской службы, но еще больше интуиция подсказывали верному помощнику полковника Дулепова, начальнику бригады наружного наблюдения Модесту Клещеву, что затянувшаяся прогулка Гнома – под такой кличкой в оперативных сводках проходил офицер-штабист японской армии – вряд ли была случайной. После того как он вышел за контрольно-пропускной пункт, две бригады филеров не спускали с него глаз. От них не ускользнуло, что он поднялся к себе в квартиру, переоделся в гражданское платье и уже в таком виде отправился в город.

Клещев был недоволен. Он бы справился и один, своей бригадой, но ему навязали японцев из жандармского управления. Гонору у этих ребят хватало на десятерых, а проку почти никакого. Он так и сказал об этом Дулепову, но тот сослался на полковника из контрразведки. Пришлось смириться, плетью обуха не перешибешь, а японцы платили хорошие деньги.

Гном, как он знал, был не из простых, занимал в штабе видную должность, поэтому Дулепов распорядился поставить на слежку самых опытных. Более того, перед началом операции он проинструктировал их лично. Такой же инструктаж прошла и японская сторона. Ей полагалось отрабатывать китайские связи Гнома. Может, оно и к лучшему? – подумал Клещев. За двадцать лет жизни в Маньчжурии он до сих пор путался. Китайцы, корейцы, японцы казались ему на одно лицо, он долго вглядывался, прежде чем определить, кто перед ним.