Петр Краснов - Единая-неделимая

После семейного ужина в столовой, где за самоваром сидела почтенная женщина с седыми волосами, ласковая и слащавая, а холодные закуски приготовляла и раздавала на тарелках чернявая женщина лет под сорок, про которую Варвара Павловна, небрежно представляя ей Морозова, бросила: «Моя сестра, Катя, святая душа», — Инна переоделась мужчиной. На ней был черный фрак, длинные черные брюки с блестящей черной лентой-лампасом и цилиндр.

Все прошли в гостиную. Андрей Андреевич стал играть модное танго. Инна танцевала посередине комнаты с сестрою. Две девушки сходились и расходились в плавных медленных движениях, прижимаясь, друг к другу, и, казалось, вместе с раздражающими звуками танца душный зной охватывал зрителей.

Неожиданно, по знаку Варвары Павловны, Андрей Андреевич оборвал танго и заиграл вальс. Инна подошла к князю Абхази и взяла его за кавалера, Варвара Павловна подошла к Морозову и положила ему руку на плечо. Он обнял ее за талию. Под его сильною рукою гнулось ее горячее тело, едва прикрытое тонкой материей. Он ощущал под своею ладонью ее упругую кожу и под нею начало ребер. Полные ноги касались его колен.

Он танцевал как во сне. Варвара Павловна, склоняясь ему на плечо, щекотала завитками золотых волос его щеку и, дыша ему в ухо, напевала на мотив вальса:

— Никогда… Никогда-а!

После вальса Андрей Андреевич играл лезгинку. Беттхер, Гарновский и Перфильев хлопали в ладоши и напевали в нос:

— Га-на-на… Ой, га-на-на!

Абхази с обнаженным кинжалом носился, дико косясь, за плавно порхавшей вокруг него Варварой Павловной, прыгал, приседал, топал ногами…

Морозов чувствовал, что он теряет голову…

Расходились в четыре часа утра. Обе сестры вышли на лестницу провожать гостей. Согнувшись на перила, они смотрели, как спускались офицеры. Инна что-то кричала Абхази, чего Морозов не слышал. Перфильев, не стесняясь барышень, нарочно громко говорил Беттхеру:

— Ну, Август, теперь ко «львам», что ли? Ничего другого не остается.

Последним уходил Андрей Андреевич. Он нагнал у выходной двери Морозова, и Морозов вспомнил Григорьева и его рассказ о каком-то таинственном «Дюковом мосту».

На улице, где стыла холодная темная ночь, и было так торжественно тихо после недавнего шума, Морозов нагнал Андрея Андреевича, медленно шедшего пешком к Знаменской улице.

— Андрей Андреевич, — окликнул он его. Андрей Андреевич остановился.

— Андрей Андреевич, вы куда?

— Как куда? — точно удивился Андрей Андреевич. — К вам.

Теперь удивился Морозов.

— Ко мне?

— Да… Вы меня о чем-то хотели расспросить?

— Почему вы об этом догадались?

— А зачем вы меня окликнули?

— Да… Вы правы… Ну, так вот что. Я хотел спросить вас…

И совсем не думая, что он это скажет, Морозов произнес:

— Окажите, пожалуйста… Вы… масон?

Андрей Андреевич не ответил ничего.

Молча дошли они до Знаменской и повернули по ней. Здесь их нагнал ночной извозчик. Андрей Андреевич подозвал его и сказал Морозову:

— Вам все равно? Вы одиноки? Поедем, и правда, к вам.

Морозов отстегнул полость и пригласил садиться.

— На Энскую, — приказал он извозчику, — в казармы. Всю дорогу они молчали.

Дома Морозов приказал денщику подать красного вина, стаканы и согреть самовар.

Пока денщик ходил по комнатам и гремел посудой, Морозов сидел в кресле, как гость. Андрей Андреевич вынул папироску и закурил.

— Крепостное право! — сказал он, пожимая плечами, когда солдат, поставив на стол поднос с бутылками, стаканами и печеньем, вышел из комнаты.

— Что? — не понял его Морозов.

— Да вот этот солдат. Приехали ночью, подняли с постели — служи его благородию.

— Простые и непринужденные отношения.

— Гм, — кашлянул Андрей Андреевич, — непринужденные!

Он замолчал. Морозов подошел к столу.

— Вам Pontet-Canet или Сотерна?

— Лучше Pontet-Canet. Я красненькое люблю. Оно мысли проясняет… Почему вы спросили меня, не масон ли я?

— Так… мне показалось… Вот вы, когда разговариваете, в глаза не смотрите.

— Это, по-вашему, признак масонства?

— Вы извините меня за мою нескромность. Все это очень глупо с моей стороны.

— К чему извиняться. Ведь и я к вам ввалился незваный, непрошеный в пятом часу утра.

Андрей Андреевич помолчал, затянулся папиросой, потом поднял голову кверху, от чего стала видна его темная, тонкая шея, и тихо сказал:

— Да… я масон.

Морозов сделал движение от стола и остановился у окна. В комнате томительно тихо. За окном, в голых ветвях полкового сада шумел предрассветный ветер, и по панели, тяжело шлепая кеньгами, ходил дневальный солдат.

— Вы… непосвященные… связываете с масонством что-то ужасное, — начал Андрей Андреевич. — Вы считаете масонство, подобно социализму, противоположением христианства. Между тем это не так. Масонство не отрицает христианства, оно его дополняет. В поисках Истины и законов Великого Архитектора Вселенной масонство является наивысшим учением человеческих отношений.

— Я слышал другое.

— Что же вы слышали?

— Я слышал, что в масонстве есть сложная иерархия чинов, причем младшие совершенно не знают самых старших и, исполняя беспрекословно приказы ближайших начальников, совсем не знают, кому они повинуются.

— Братья одной и той же ложи все известны один другому, — сказал Андрей Андреевич. — Что же касается до каких-то страшных степеней, связанных человеческой кровью, до всемирного заговора и единого управления мировой политикой, — это выдумка праздных людей. Ничего этого нет.

— Мне говорили, что масоны связаны такой клятвою, что младший брат обязан исполнить приказание старшего брата, каково бы оно ни было.

— Все это, конечно, не так. В масонстве, как и во всякой крепкой организации, существует дисциплина. Но дисциплина эта не может требовать поступков, противных чести и добрым нравам. Прежде всего, масонство есть братство философское. В основу его положены самые высокие принципы. Вот что лежит в основе масонства: «En toutes circonstances, les Macons se doivent aide, protection, assistance, meme au peril de leur vie. Le Franc-Macon doit toujours se souvenir que tout homme, meme non Macon, est son frere. La Franc-Maconnerie a pour but le perfectionnement moral de I'Humanite, pour moyen, l'amelioration constante de sa situation meterielle et intellectuelle»… (Всюду и везде масоны должны помогать друг другу, оказывать всяческое содействие и поддержку, даже рискуя для этого всей жизнью. Фран-масон должен постоянно помнить, что всякий человек, даже и не масон — его брат. Фран-масонство ставит своею целью нравственное усовершенствование человечества, а средствами для этого считает — постоянное улучшение своего положения материального и интеллектуального) — сказал Андрей Андреевич. Он выговаривал по-французски безупречно. — Только в последнем пункте об улучшении своего имущественного положения масонство как будто расходится с христианством. Но и то это расхождение только кажущееся. Христианство вовсе не требует аскетизма. Это позднейшие толкователи Христа надели на него монашескую рясу… А в остальном, что может быть выше этого?