Сюгоро Ямамото - Красная Борода

— Угу, — бормочет Кура, вглядываясь в воду. Полная, яркая луна, какой она бывает в семнадцатую ночь месяца, висит прямо над головой. Над водой подни­мается едва заметная кисея тумана, и лунный свет, проходя через нее, освещает все вокруг бледным, призрачным сиянием. Издали доносятся тихие голоса: должно быть, и другие рыбаки пришли в этот вечер на море «топтать» рыбу.

— А знаешь ли ты... — говорит Томи, тихо переступая по воде и продолжая разглядывать оставшиеся на ладони песчинки. — Знаешь ли ты, что вот этот самый песок — живой?

Кура подозрительно поглядел на друга. Краснощекий, с мужественным лицом и тяжелым подбородком, Кура обычно никогда не противоречил ему, но сейчас у него воз­никло сомнение в истинности того, что говорил Томи.

— Ну, это ты загнул, — бормочет он, не отрывая глаз от воды.

— Все так считают, и никто мне не верит, — возму­щается Томи, становясь на носки. — Все говорят: песок — он песок и есть. Но это не так. Он живой! И, как все живое, песок растет.

Кура намеревается возразить, но в этот момент под его ступню подплывает рыба. Он ловко прижимает ее ко дну и прокалывает спицей. Попалась камбала сантиметров двад­цать длиной.

— Говоришь, песок растет? — спрашивает он, кидая камбалу в проволочную корзину.

— Ага, — подтверждает Томи. — Но это еще не все: песок растет и постепенно поднимается вверх по реке. Вот что удивительно!

Кура задумчиво чешет средним пальцем правой руки затылок.

— Здесь, на Нэтогаве, это не так заметно, а вот на дру­гих реках сразу бросается в глаза. Сам небось знаешь, что ближе к морю песок мелкий. А если подниматься вверх по течению, песок превращается в гальку, а дальше — в боль­шие камни и даже в скалы.

— Угу, — задумчиво произносит Кура, — похоже, так оно и есть.

— И ведь никто не обращает на это внимания, — гово­рит Томи.

— Но как же он умудряется подниматься вверх по ре­ке? — спрашивает Кура.

— Я своими глазами, вот этими глазами видел, — настаивает Томи, вкладывая в эти слова одновременно рас­судительность и страстность ученого-исследователя. — Если подняться к верховью реки, там прямо в воде лежат здоровенные камни. А раньше они были много ниже по течению. Представь себе: сегодня камень был вот здесь...

— Угу, — бормочет Кура, глядя на палец Томи, указы­вающий на водную гладь.

— ...а спустя несколько дней поднимается вон туда. — После короткого раздумья Томи указывает рукой на место ближе к берегу. — За два-три дня камень передвигается метров на пять, а то и на все десять.

— Как же он поднимается вверх по течению? — удив­ленно спрашивает Кура.

— Вот и я этого раньше не знал, — говорит Томи и с самодовольной улыбкой, словно игрок, припрятавший козырную карту, продолжает: — Как может песок передви­гаться, думал я, рук и ног у него нет, рыбьих плавников и хвоста тоже нет. Тогда я стал внимательно изучать его повадки.

Кура, позабыв приподняться на носки, во все глаза гля­дит на своего друга.

— И наконец я понял, — продолжает Томи. — Вот как это происходит. Предположим, в реке лежит большой обломок скалы...

Кура молча кивает головой.

— Вода в реке течет от верховья к устью — в этом ничего удивительного нет. А в воде, значит, лежит обломок скалы. Обтекая его, вода вымывает часть песка и ила перед скалой, и получается вроде бы ямка. И на море то же самое происходит: встань лицом к морю и убедишься: когда волна отходит, она уносит с собой песок из-под твоих пяток.

— Ага, значит, скала может свалиться в эту ямку? — догадывается Кура.

— Вот именно! — восклицает Томи. — Понимаешь, вода с верховьев течет вот так. Все больше вымывает песок из-под скалы, вымывает до тех пор, пока скала не теряет равновесия и заваливается в сторону, противоположную течению реки. А вода все течет и течет не переставая, и снова начинает вымывать песок из-под скалы, и снова скала перемещается вверх по течению. Так день за днем она поднимается по реке все выше и выше.

Кура не может сдержать возгласа удивления и, восхи­щенно глядя на друга, говорит:

— Выходит, у песка соображение есть?

— Само собой!

— У этого самого песка? — Кура нагибается, захваты­вает пригоршню песка и медленно разминает его на ладо­ни. — Просто не верится.

— Еще бы, — задумчиво говорит Томи. — Я и сам пона­чалу никак не мог поверить, что вот эти песчинки — живые!

— Мне такое и в голову никогда бы не пришло, — гово­рит Кура.

— Блаженны те, кто живет в неведении, — со вздохом произносит Томи. — И я был таким, пока не понял, что к чему. А когда дошло до меня, что песок живой, я и подумал: не все в этом мире так просто, как кажется на первый взгляд. Такой он обыкновенный на вид, а оказывается, живет, своей жизнью живет! — Томи указывает подбород­ком на горстку песка, которую Кура все еще держит на ладони.

— Угу, — бормочет Кура.

— И не только живет, но еще и растет, взрослеет и, по мере того как взрослеет, поднимается вверх по течению... И откуда же у него такой разум берется? Как подумаешь об этом, прямо оторопь берет.

— Угу, — бормочет Кура, разглаживая пальцем песок на ладони.

В ночной тишине слышно, как где-то играет рыба, уда­ряя хвостом по зеркальной морской глади. Продолжая свою неторопливую беседу, друзья направляются к берегу.

Горо, сын владельца лавки заграничных товаров «Мисоно», женился. Ему было двад­цать четыре года, и жители Уракасу уважительно называли его Горо-сан. Его невесте Юико исполнился двадцать один год. Она была родом из богатого помещичьего дома в Синодзаки, что в четырех километрах от Уракасу, вверх по ре­ке.

Горо обладал спокойным характером, был невысок ро­стом, чуть побольше полутора метров, худощав и бледен лицом. Жил он вместе с отцом и младшей сестрой, старшая несколькими годами раньше вышла замуж и переехала в дом родителей мужа, на Хоккайдо. Мать долгие годы страдала от болезни почек. Нынешним летом отмучилась. Сразу же после ее смерти Горо надумал жениться.

Свадьбу сыграли в ресторане «Ямагути». Была пригла­шена вся местная знать во главе с мэром города. Всего со­бралось больше двадцати человек. Говорят, среди подарков был огромный морской карась — тридцать пять сантиме­тров от головы до хвоста. Начальник пожарной команды Ванихиса, обидевшись, что его не позвали на свадьбу, осно­вательно надрызгался и, обнимая пожарную каланчу, орал не переставая:

— Погодите, я им испорчу эту поганую свадьбу! Вот за­берусь на каланчу да как ударю в набат!.. Не мешайте мне, отойдите все в сторону! Переполошу весь город — тогда и свадьбе конец!

Никто, собственно, и не думал останавливать Ванихису. В Уракасу вряд ли сыскался бы глупец, который захотел бы приостановить столь любопытное зрелище. Зеваки, дер­жась на приличном расстоянии, посмеивались и подзадори­вали Ванихису, наблюдая за его тщетными попытками взобраться на каланчу. Ванихиса поднимался по пожарной лестнице на две-три перекладины, соскальзывал вниз, вновь поднимался и вновь соскальзывал. Это еще больше распа­ляло его.