Сюгоро Ямамото - Красная Борода

— Простите, но вы, кажется, захмелели.

— Вовсе нет! Я пью, но не пьянею. — Нобору снова приложился к горлышку. — И пью лишь потому, что здесь это запрещено. И вообще отныне я буду делать все, что здесь запрещается.

— Пожалуйста, перестаньте! — О-Суги протянула руку, пытаясь отобрать у него тыкву с сакэ. — Мне не нравится, что вы напились и такое говорите.

Она быстрым движением вырвала у Нобору горлянку и, сказав, что вернет ее завтра, направилась к дому.

Нобору остался неподвижно сидеть на скамье, прислушиваясь к удаляющемуся звуку ее шагов.

С того вечера он еще более сблизился с О-Суги.

Ему претила роль практиканта. Здешняя жизнь казалась серой, скучной, однообразной. Делами в больнице Коисикава ведал опекунский совет, получавший дотацию от бакуфу. Управляющим больницы был назначен господин Когава.

В больнице у него имелась контора, занимавшаяся учетом расходов, а также денег, поступавших от бакуфу. Сам же Когава жил в отдельном особняке. Персонал больницы насчитывал пять человек: главный врач Ниидэ, а также врачи Есиока, отец и сын Инода и Хасимото. В больнице было три отделения: терапевтическое, хирургическое и женское. Отец и сын Инода одновременно выполняли обязанности квартальных врачей. Кроме того, в больнице подрабатывали несколько внештатных врачей. Но основная тяжесть повседневной работы ложилась на плечи Ниидэ и двух практикантов.

Больница состояла из двух корпусов — северного и южного, в каждом по три больших и по две средних палаты, а также по две маленьких клетушки для тяжелых больных. В ту пору на излечении находилось свыше тридцати человек, по большей части старики и женщины. Больничная одежда для всех была одинакова — белый халат на тесемках. Категорически запрещалось надевать яркие кимоно и широкие пояса оби.

— Мы понимаем: больница бесплатная, но все же могли бы хоть циновки положить, а то приходится стелить постель прямо на пол, — жаловались друг другу больные.

А женщины возмущались:

— Почему не разрешают ходить в своем, если у кого есть? А то все будто арестанты.

В этих порядках недовольные винили Ниидэ. Многих обижало и его грубое обращение. Когда он приступал к осмотру очередного больного, тот буквально трясся от страха.

Ниидэ часто отлучался из больницы. У него были свои пациенты, которых он посещал на дому. В такие дни он оставлял больницу на практикантов. Случалось, вечером больному требовалась срочная помощь, которую практиканты оказать не в силах. Хорошо, если в то время в больнице находились внештатные врачи, а если их не было.,..

После того, как Цугава покинул больницу, Мори иногда просил Нобору оказать первую помощь вновь поступившим. Нобору следовал за Мори в палату, но ничего не делал — только смотрел. Мори молча сносил это, но однажды не выдержал и, когда они вышли в коридор, обернулся к Нобору и охрипшим от возмущения голосом спросил:

— До каких пор ты будешь так себя вести?

— А что, собственно, тебя не устраивает?

— Почему ты все приказания Ниидэ принимаешь в штыки? Почему демонстративно противишься здешним правилам? Рассчитываешь на чье-то сочувствие? Или ждешь, когда Ниидэ придет тебя уговаривать?

Нобору был настолько ошарашен, что не сразу нашелся, что ответить.

— Ты подумай, — продолжал Мори, понизив голос. — Никому вреда от этого нет — только тебе.

Нобору с трудом подавил в себе желание отвесить ему пощечину. Он давно уже заметил, что Мори буквально боготворит Ниидэ. Для него, выходца из деревни, и сама больница, подчиненная бакуфу, и ее главный врач казались достойными всяческого поклонения. «До чего же этот Мори ограничен», — думал Нобору и старался по возможности держаться от него подальше. Тем более неожиданным оказался для него этот издевательский тон.

О стычке он ничего не сказал О-Суги.

Мори отличался присущей деревенским жителям порядочностью и честностью, к нему с уважением относились больные и врачи. О-Суги тоже с похвалой отзывалась о нем. На больничной кухне работала девушка О-Юки — та самая, насчет которой Цугава однажды намекнул, будто она — возлюбленная Мори, но, по словам О-Суги, девушка была лишь безнадежно влюблена в него, а тот не обращал на нее никакого внимания и даже избегал ее.

— Может, она влюбится в вас, — однажды сказала О-Суги, когда они сидели на скамейке. — Очень милая девушка. Я с уважением отношусь к неприступности Мори, но, как подумаю о бедняжке О-Юки, начинаю его ненавидеть.

— Мне надоели разговоры о Мори, — прервал ее Нобору. — Лучше расскажи о своей госноже О-Юми. Ведь ты уже давно ей прислуживаешь?

— Почему она вас так интересует? — В голосе О-Суги прозвучали ревнивые нотки.

— Потому что я врач, — ответил он. — В отличие от Мори я серьезно изучал голландскую медицину, и мне знакомы методы лечения, о которых не знает даже Красная Борода.

— Отчего же вы их не применяете?

— В этой дыре?! С какой стати! Не для того я учился, чтобы работать здесь практикантом.

— Вы, кажется, снова пьяны.

— Ты не увиливай от разговора — сама его начала. Практикантом быть не желаю и обычных больных лечить не хочу. Меня, как врача, интересуют пациенты с редкими заболеваниями. Такие, как О-Юми.

— Я вам не верю.

— Чему не веришь?

— Тому, что вас она интересует как врача. О-Юми сама говорит, что все здешние врачи пошляки, глядят на нее жадными глазами, а хуже всех — Цугава. Кроме господина Ниидэ, никто из них всерьез не занимался ее болезнью.

— Этого я не знал, — задумчиво произнес Нобору, внимательно глядя на белевшее в сумерках лицо О-Суги. — И что же натворил Цугава?

— Этого я вам сказать не могу.

— Послушай, О-Суги, я знаю новейшую медицину, и если изучу симптомы ее болезни, то, может быть, найду совершенно иной способ лечения, чем Красная Борода. Но прежде ты должна подробно все о ней рассказать.

— Вы это серьезно?

— Мне кажется, ты уже достаточно меня знаешь.

— Хорошо, в следующий раз расскажу... Если только вы снова не напьетесь.

— А почему не сейчас? — Нобору попытался схватить ее за руки.

О-Суги отстранилась, встала со скамейки и, захихикав, сказала:

— Потому что вы ведете себя неприлично.

— Ну, это совсем другое.

Нобору стремительно встал и обнял О-Суги. Девушка замерла. Одной рукой он обхватил ее за талию, другой за плечи и прижал к себе.

— Ты мне нравишься.

— Нравлюсь?

— Да, очень! — шепнул Нобору и поцеловал ее в губы.

О-Суги почувствовала, как силы оставляют ее. Ее тело стало податливым и мягким. Нобору потянул ее обратно к скамейке, но девушка, тихонько рассмеявшись, ловко выскользнула из его объятий.

— Мне не по душе, когда вы ведете себя грубо. Спокойной вам ночи, я пойду.