Морис Дрюон - Последняя бригада

Но, глядя на этих юношей с раскрасневшимися радостными лицами, запыхавшихся от игры в войну, словно они бежали наперегонки, он подумал: «Бедные мальчики! Их пошлют в бой гораздо раньше, чем можно предположить». Он вспомнил, как мало осталось в живых тех, с кем прошли четыре года его курсантского братства.

— В целом вы ими довольны? — спросил он лейтенантов, которые тоже казались ему мальчишками.

— Да, господин капитан, довольны, — ответили оба инструктора. — Но до совершенства еще далеко!

— А есть ли в них кавалерийский дух?

— Без коня трудно выработать кавалерийский дух, — ответил Сен-Тьерри, — но думаю, что есть.

— Прекрасно. И это главное, друзья. И не скупитесь на похвалы, если им что-то удалось.

Уже забираясь в машину, капитан обернулся:

— Дети мои, я вами доволен.

Лервье-Марэ пришел в канцелярию эскадрона с бумагами, как вдруг услышал за дверью звонкий смех и попятился, не понимая, куда попал.

Он даже представить себе не мог, что Сен-Тьерри, Фуа или Флатте могут хохотать и шутить, как обыкновенные люди. Решив, что допустил бестактность, он поспешил постучать.

— Что там еще? — спросил Сен-Тьерри, нахмурив брови в притворном раздражении. — Ну да, вы же дежурите эту неделю. Увольнение для бригады на спектакль? Вы его не заслужили. А что, вы действительно собрались на спектакль? — И подмигнув остальным офицерам, добавил: — Ладно, давайте сюда!

И поскольку он был в хорошем настроении, то одним махом подписал все бумаги.

Остальные лейтенанты демонстративно не замечали курсанта. Однако смеяться стали чуть потише. Фуа вернул Сен-Тьерри монокль, с помощью которого собирался «показать» одного из старых командиров, а младший лейтенант де Луан перестал бить на стене мух кончиком хлыста.

Но все продолжали делиться воспоминаниями о Школе.

— А вот Пайен… — говорил Флатте, лейтенант в белых гетрах, — что он там за историю рассказывал о своих старых добрых временах?

— Историю о кепи Галифе? Лервье-Марэ, вам тоже стоит послушать, — сказал Сен-Тьерри. — Вы знаете, кто такой Галифе?

— Да, господин лейтенант, мой дядя был с ним знаком.

— Это большая честь для вашего дядюшки! — заметил лейтенант Фуа.

И он рассказал один из анекдотов, призванных проиллюстрировать пресловутый «кавалерийский дух», о котором все говорили, но никто не мог дать точного определения.

— Это было в семидесятом году то ли в Седане, то ли в окрестностях. Ни у кого не вызывало сомнений, что назавтра придется капитулировать. В течение двух часов билась уже только кавалерия, и ее крушили эскадрон за эскадроном. Вдруг генерала, который командовал атакой, убило ядром, сбросив с лошади. Его кепи покатилось по земле. Тогда маркиз Галифе, который ехал позади, на всем скаку подцепил кепи генерала копьем, сбросил свое полковничье кепи и, надев генеральское, крикнул: «В атаку!» Он сам себя произвел в генералы на поле боя. Можете говорить что угодно, но, черт побери, какая хватка была у людей в те годы!

— Ха! А вы что об этом думаете, Лервье-Марэ? — спросил Сен-Тьерри. — И заметьте, ему не нужна была никакая протекция!

— А! Вот уж точно! — вскричал Фуа. — Так это вы так обходительны со старшими офицерами? Командование о вас говорит. Кажется, ваш дядюшка… А кстати, кто он, ваш дядюшка?

— Он был военным министром, господин лейтенант, — ответил Лервье-Марэ, не почувствовав при этом привычной гордости.

— Как долго? Двадцать четыре часа? — спросил де Луан.

Он был в компании офицеров младшим по званию, а потому обращался с курсантом особенно высокомерно.

Лервье-Марэ был настолько сбит с толку, что простодушно признался:

— Нет, господин лейтенант. Два с половиной месяца.

Услышав в ответ ехидный смех, бедняга совсем расстроился. Стоя навытяжку перед старшими по званию офицерами, он чувствовал себя очень неловко. Взгляд его перебегал с короткостриженой головы младшего лейтенанта на длинный нос Фуа, потом на отвисшие веки Флатте. Чтобы не показаться недостаточно хорошо воспитанным, он заставил себя отвести глаза, но смущение не проходило. К тому же все пятеро офицеров непрерывно похлопывали хлыстами по сапогам, и этот резкий, раздражающий звук не давал ему успокоиться.

Атакованный со всех сторон, Лервье-Марэ не знал, как отбиваться.

— И вы тот самый, — вступил лейтенант Сантен, — чья матушка приехала сюда жить?

— Да, господин лейтенант.

— Что за поколение! — вскричал Флатте. — С ними в Сомюре живут мамочки. Хорошие же солдаты из них получатся!

— А мы в свое время не просили мамочек приезжать, — подхватил Фуа.

— Лервье, почему вы не защищаетесь?

Сен-Тьерри, конечно, забавляло смущение курсанта, но ему хотелось, чтобы тот хоть как-то защищался.

— Нет у них куража, — грустно заметил Флатте. — Их задевают, а они молчат. В вашем возрасте, молодой человек, — продолжал он, положив руку на плечо Лервье-Марэ, — мы, может, и заработали бы пятнадцать суток ареста, но, клянусь, мы что-нибудь да и ответили бы.

Лервье-Марэ лихорадочно пытался найти какую-нибудь хлесткую реплику из тех, что затем будет повторять весь курс, рискуя попасть на гауптвахту до конца учебы. В конце концов, задето было не только его самолюбие, но и честь всего поколения.

«А что я могу им сказать? Что бы такое ответить? Эх, если бы тут был Бобби!» — думал он. Но ничего подходящего в голову не приходило.

Капитан Декрест, находившийся в соседней комнате и все слышавший, появился на пороге, по обыкновению держа руки в карманах.

— Да вы его так убьете, этого беднягу Лервье-Марэ, — сказал он со смехом. — Он больше не выдержит! Здравствуйте, Лервье-Марэ. Вольно, дружок. Скажите, чем вы насолили этим господам? Почему они так на вас взъелись?

При появлении начальства лейтенант Сен-Тьерри встал, и капитан уселся на его место, то есть на угол стола.

— Нет, месье Флатте, — отрезал Декрест, наклонив седую голову, чтобы зажечь сигарету. — Нет, месье Флатте, ничего бы вы не ответили. Я тоже когда-то был робким курсантом, а затем — лейтенантом, представьте себе. — Он бросил насмешливый взгляд на офицеров, проверяя, не собирается ли кто из них ему возразить. — Куража у них не меньше, чем у вас. Видели бы вы их в воскресенье, в парадной форме! Они передразнивают вас точно так же, как вы передразнивали ваших преподавателей. У них уже такой вид, словно они возомнили себя высшими существами. И через три месяца, когда они получат право носить хлысты, то станут ими хлопать так же громко. Можете не сомневаться! Что касается дам, то вам за ними не угнаться. Что же до лошадей, то они скучают по ним еще больше вашего. Вот видите, Лервье-Марэ, я отвечаю вместо вас.

Лейтенанты улыбались. Фуа шепнул на ухо Флатте: