Николай Амосов - ППГ-2266 или Записки полевого хирурга

Из резерва прислали группу медиков — все они вышли из окружения. Нам дали операционную сестру, и она сразу заболела. Подумалось: «То-то будет работник». Это Лида Денисенко. Высокая, худая, белокурая... довольно красивая. Очень скромная... Стыдно ей, что голова кружится и ходить не может. Студентка третьего курса пединститута в Смоленске. Кончила курсы медсестер во время финской, но тогда на войну не успела, а сейчас — как раз. Медсанбат. Лес. Подвижная оборона. Больше ездили, но несколько раз оперировали сутками, раненые умирали. Знаменитая Соловьева переправа через Днепр в сентябре. Потеряли все машины, погибли люди. Дали новое имущество, дивизию пополнили. Снова работа. В октябре — прорыв немцев на Вязьму. Приказали: «Из окружения выходить мелкими группами». Оказалась в лесу с подругой, немцы рядом, слышна их речь. Их подобрали наши солдаты. Очень хорошие ребята, с ними и выходили тридцать дней. Страх, голод, холод. Немцы, обстрелы, предатели в деревнях. Потеряли двух человек убитыми. Обносились, обессилели. Наконец, попали к партизанам, и те перевели через фронт. Эмоции. Досталось девке. Героизма не проявила, но комсомольский билет в поясе вынесла. И в гимнастерке пришла с треугольничками. Спросил Лиду, кем у нее отец работал в Смоленске. Она засмеялась, потом сказала:

— Первым секретарем обкома... Пока на курсы не послали перед войной. Теперь даже не знаю где. Сказали, на Ленинградском фронте.

Вчера «В последний час»: наши взяли Ростов! Однако сегодня оставили Тихвин — к Череповцу близко... Но почему-то нет ощущения тревоги.

У нас что-то вроде хирургического праздника: обработали и загипсовали «бедро», то есть перелом бедра. Фамилия раненого — Смагин, кадровый старшина, артиллерист, воюет от самого Бреста. На подступах к Москве осколком фугасной бомбы оторвало левую руку и раздробило правое бедро. Привезли к нам на самолете, не по профилю. Но не отправлять же его — очень тяжелый. Губы пергаментные, температура под сорок, а он шутит с сестрами. Видно, парень сильный. Гранулирующая культя плеча и грязная вялая рана на передней поверхности бедра... Аркадий Алексеевич посмотрел и посоветовал наложить глухую гипсовую повязку. Мне стало не по себе. У парня септическое состояние, а мы его замуруем. Но авторитет Бочарова велик. Он послал за ЦУГ-аппаратом 12 12 ЦУГ-аппарат — специальный аппарат, позволяющий фиксировать таз и конечности и производить вытяжение сломанной кости перед гипсованием. в другой госпиталь, его принесли через полчаса. Приготовили набор гипсовых лонгет, все, что полагается. Дали эфирный наркоз, взгромоздили на ЦУГ-аппарат — я его тоже в первый раз вижу. Сооружение сложное, пожалуй, самим не сделать, а без него нельзя. И раненого уложить на него непросто, нужен наркоз. Бочаров сделал разрез на задней поверхности бедра для стока гноя и наложил высокий глухой гипс — от сосков до кончиков пальцев. Парень проснулся и, несмотря на озноб, все равно шутил. Такие должны поправляться. Воля к жизни.

13 декабря. Ура! Ура! Ура! «В последний час»: «Поражение немецких войск на подступах к Москве!» Наши остановили немцев и перешли в контрнаступление. Освободили Солнечногорск, Истру, десятки других населенных пунктов. Уничтожено массу техники, разбито много дивизий. Выстояли все-таки, выстояли, не отдали Москву, а теперь гонят немцев! И как гонят! Скоро прибудут раненые — уже «наступающие». Возможно, их будет много.

А на дворе -27°! Но нашим солдатам мороз не страшен. Еще не видел ни одного обмороженного. С утра хожу по палатам и поздравляю раненых. Они уже знают и тоже ликуют. И их кровь влита в эту победу.

— По сто грамм надо, товарищ военврач!

Надо бы, верно... Но есть строгие приказы. Может, дать вина для тяжелых? Нет, нельзя — обида.

Смагин лежит с высокой температурой, но веселый, даже торжественный. — Не зря! Главное, не зря я без руки остался. Теперь скорее поправиться, скорее!

Думаю: «Еще и без ноги можешь, и вообще можешь умереть». Мы лечим его всеми средствами годинской школы.

Теперь мы все устремлены вперед. Скоро поедем! Не знаю, куда двинемся. Мы теперь фронтового подчинения. Не важно — нужно работать. Хорошо работать!

Сводка опять отличная. Взяли Клин и Ясную Поляну! Наступают на нескольких фронтах сразу: на Таганрог, на Калинин, на запад от Ельца и, главное, под Москвой. В газетах портреты Жукова и других генералов — наверное, командующие армиями.

Япония напала на Соединенные Штаты, разгромила военную базу на острове Пирл-Харбор. Потери у американцев большие. Рузвельт объявил войну. Говорят, что это выгодно для нас, что теперь мы будем союзниками..

Кретин и дурак я. И не мне руководить хирургией в госпитале. «Плохо, Николай Михайлович, очень плохо». Так сказал Бочаров, больше ничего не прибавил. Только что пришел со вскрытия, лежу на кровати, перебираю всё в памяти. Где я ошибся? Почему? Первое — раненый долго ждал перевязки. Не было должной сортировки. Успокоились, что все раненые примерно одинаковые...

Красноармеец Георгиев, 24 года. Ранен четыре дня назад — в наступлении. В наступлении! И все ему сделали правильно сначала — до нас. В сортировке с шести утра, температура — 38,2°. На перевязку попал только в два часа дня. Значит, не расспросили, он пожаловался бы. На стол положили сильного парня, с отросшей черной бородкой на бледных щеках. Когда развязывали, кричал от боли. Вид у раны был безобидный... Точно помню. Но голень отечна. Повязка, шина, в палату. Ничего не заметили. Значит, не сумел заметить! Или плохо смотрел? Перевязки продолжались. Очередь в сортировке была большая, и мы спешили. Нельзя, значит, спешить. Нет... спешить нужно, но сортировать... А, все это — пустые разговоры. Нет опыта...

Дальше была ошибка. Палатная сестра пришла часа через три и попросила Лизу зайти посмотреть: «Георгиев беспокоен, срывает повязку, кричит!» Я услышал, сказал: «Сделать ему морфий. Он просто невропат...» Именно я виноват, потому что иначе докторша сходила бы, может, что-нибудь и нашла бы... Это было в шестом часу. В восемь сестра снова пришла — не помог укол. «Кричит, что повязка давит! Постоянно воду пьет, мечется...»

Как долго длятся эти переезды. Вчера, 7 января, мы, наконец, приступили к работе. И какая работа! Нам отвели три верхних этажа госпиталя, что в школьном здании. Профиль — «средняя тяжесть». На первом этаже расположился эвакопункт — он сортирует всех поступающих: кого в ГЛР, кого в спецгоспиталь для тяжелых, остальных — нам.

За неделю многое изменилось. Уже нет терапии, вместо нее — второе хирургическое отделение с новым начальником. Кандидат медицинских наук Залкинд, мой старый знакомый по Архангельску. Был ассистентом на факультетской хирургии, где я пробыл два месяца перед тем, как сбежать совсем. Ученик Бурденко, нейрохирург. Интересный человек, книголюб, эрудит. Курит трубку и оттопыривает нижнюю губу. Увы — он назначен ведущим хирургом.