Николай Никитин - Северная Аврора

– Все, – сказал Андрей.

– Услышишь залпы, начинай. И тоже подавай команду к залпу… Я ровно в три подыму свою роту. Ну, братва… За власть Советов!

Жемчужный встал и пожал всем солдатам руки. Рукопожатия были крепкие: люди будто прощались навек.

– Офицеров арестовать. Колы будут сопротивляться, распорядись по-кронштадтски!

Он рубанул рукой и вышел.

Андрей пошел проводить его. На горизонте полыхало зарево.

– Арсентьевская горит, – со злобой сказал боцман. – Ну, сынку… Недолго им теперь пановать! И ты теперь не тот, що був раньше…

Боцман одобряюще улыбнулся и, тряхнув Андрею руку, не спеша зашагал по деревенской улице.

«Неужели я скоро всех увижу: и Фролова, и Любу, и Валерия? – думал Андрей, провожая глазами сильно поседевшего, но все еще крепкого и чубатого боцмана. – Неужели доживу?» Он поймал себя на том, что не вспомнил о матери: «Что с нею? Ах, мама… Отбился твой сынок от тихой жизни. Не тот, прав Матюша».

После карательной экспедиции Флеминг приехал в Двинский Березник с докладом к бригадному генералу Финлесону. Сели играть в покер. Генералу везло. Флеминг повышал ставки. Вдруг раздались далекие одиночные выстрелы, затем донеслась заглушённая расстоянием пулеметная очередь.

Финлесон прислушался.

– Это со стрельбища, – спокойно сказал Флеминг. – Вчера привезли новое оружие. Пробуют, очевидно.

Канонерская лодка «Хумблэр», стоявшая на Двине, также услышала выстрелы. Но берега реки были спокойны. Все словно замерло. На канонерке тоже решили, что идет пристрелка оружия.

Все выяснилось только после того, как на берегу появился раненый офицер одной из рот. Он подползал к реке. «Хумблэр» выслал ему шлюпку.

Насмерть перепуганный, трясущийся от страха капитан рассказал, что присланный на Двину русский батальон восстал. Офицеры, спавшие по избам, обезоружены и связаны. Перестрелка была с теми из них, кто сопротивлялся. Батальон, руководимый большевиками, направляется к линии фронта…

– В телефонной трубке что-то трещало. Раздраженный Ларри плохо слышал голос генерала Финлесона и никак не мог поверить случившемуся.

– Но позвольте, – кричал он, – неужели никто не мог остановить их?!

– Их преследует конная пулеметная команда…

– Как же им удалось прорваться?

– С большими потерями. Сейчас несколько аэропланов бомбят лес.

Ларри бросил трубку и поехал к Айронсайду.

Об отряде Хаджи-Мурата Дзарахохова, врезавшемся в глубокие тылы противника, ходили легенды. Хаджи-Мурат громил штабы интервентов, снимал секреты и засады, уводил обозы, лошадей, и все свои трофеи раздавал беднякам. Особенно он славился ночными набегами. Прослышав, что в окрестностях появился отряд Хаджи-Мурата, интервенты не спали по ночам.

В ту ночь, когда русский батальон прорвался сквозь линию фронта, отряд Хаджи-Мурата вместе с приданной ему командой разведчиков застрял в прифронтовой деревне.

Горцу не спалось: болела раненая нога. Он расхаживал по избе, не находя себе места.

В сенях послышались чьи-то осторожные, мягкие шаги. Затем скрипнула дверь в избе. Хаджи-Мурат обернулся. На пороге появился стройный боец с длинными белыми кудрями, выбивающимися из-под кубанки.

– Что, Люба?

– В лесу ухает… Что-то деется! – Голос у Любы был тревожный.

– Какое нам дело! Там наших нет, – равнодушно ответил Дзарахохов.

Люба ушла. Но Хаджи-Мурат стал прислушиваться. Минут десять все было спокойно. Пели петухи, в сенях возились куры. Стреноженные лошади бродили вдоль канавы и хрупали траву. Вдруг невдалеке, за синей грядкой леса, раздался глухой взрыв.

«Бомба!» – подумал Дзарахохов.

Надев очки, он разбудил спавшего на полу Акбара.

– Вставай! Кого-то бомбят за лесом… А наших там нет.

– Бежит кто-нибудь. Может быть, преследуют? – позевывая, проговорил ленивый Акбар.

– Преследуют? – Старик вскочил. Эта мысль не приходила ему в голову.

– Подымай взвод! Поедем посмотрим.

Через несколько минут по лесной тропке мчалась группа всадников. Впереди скакал на своем Серко Мурат. Сзади на телеге вместе с товарищами по разведке ехала Любаша.

Выбравшись на озаренную утренним солнцем лужайку, всадники увидели стрелковую цепь. Она залегла в межевой канавке, проходившей вдоль густого, разросшегося заказника, и отстреливалась от прятавшихся за бугром вражеских пулеметчиков. Люба быстро оценила положение.

– Мурат! – сказала она. – Ведь ребята, как бог свят, к нам прорываются. Неужто дадим живым людям погибнуть? Да нас на том свете за это калеными крючьями!..

Она стала торопливо снимать с телеги свой пулемет.

Противник открыл беспорядочный огонь. Над головами всадников засвистели пули. Серко взвился на дыбы и поскакал назад. Всадники последовали за ним.

Сделав несколько скачков, Серко упал на передние ноги, затем повалился на бок, придавив Хаджи-Мурата. Горец с трудом выбрался из-под лошади. Серко заржал, по телу его прошла судорога, и он распластался на земле. Это был любимый конь Хаджи-Мурата.

Горец сел на пень и закрыл лицо руками.

– Ну, дядя, заснул, что ли? – закричала Люба. – Ведь стрельба идет!

Хаджи-Мурат будто ничего не слышал. Просидев безмолвно несколько минут, он встал и сказал Акбару:

– Отдай мне твоего Шайтана! А ты, Люба, со мной поедешь. Пулеметы на вьюки!

Впереди снова ахнула бомба.

Всадники рассыпались по лесу и через четверть часа зашли в тыл противнику.

– Мы поскачем на них, – сказал Любе Хаджи-Мурат, – а ты открывай по бугру огонь.

– Есть! – отозвалась она.

– Орлята, за мной! – скомандовал Мурат всадникам, обнажая шашку, и бесстрашно направил своего коня прямо на пулеметы врага.

Внезапное появление конников перепугало интервентов. Джигиты неслись на них, с гиканьем обнажая шашки.

– Мурат идет!.. – кричали кавказцы своими гортанными голосами.

Впереди всех мчался старик в черном бешмете и черной папахе. Левой рукой он дергал поводья, горяча лошадь. В правой сверкала шашка. В зубах была зажата трубка.

Пули свистели вокруг Хаджи-Мурата, но он словно не чувствовал этого.

За ним, рассеявшись по всему полю, в таких же черных бешметах и папахах, скакали джигиты.

Люба с исступлением стреляла по вражеским пулеметчикам.

Те бросили пулеметы и с криками: «Мурат!..» – кинулись врассыпную.

Тогда рота Андрея поднялась из канавы. По всей лужайке замелькали шинели стрелков, бегущих со штыками наперевес, некоторые открыли стрельбу по бугру.

Еще через четверть часа стычка было кончена. Джигиты захватили много пленных. В полуверсте от лужайки всадники обнаружили и роту Жемчужного.

Грязные, измученные люди спешили навстречу джигитам. Пошли объятия, расспросы, рассказы.