Николай Никитин - Северная Аврора

– Ну и бандиты!.. – говорил Павлин, вернувшись в купе, где сидели взволнованные Веселов и Александров. – И этот Николлс по существу – такой же бандит… Они, конечно, надеялись, что мы испугаемся.

Поезд тронулся.

Ночью, когда «Горислава» выходила в Белое море, начался шторм. Второй котел яхты еще в начале пути вышел из строя. Но прочное судно, приспособленное даже к хождению во льдах, спорило с ветром.

В кают-компании расположились кемские большевики Веселов и Александров. Сегодня Павлин спас их от смерти. Англичане уже приговорили их к расстрелу за сопротивление так называемой законной власти. Если бы не Павлин, казнь состоялась бы этой ночью…

Павлин сидел в капитанской рубке возле штурманского стола, покрытого картами. Волны с остервенением подбрасывали судно. Огни фонарей, горевших на горизонте, как бы описывали зигзаги в белесой мгле июльской ночи. Рядом с Павлином стояли Зенькович и капитан яхты, не спускавший глаз с компасной стрелки.

Возбуждение, владевшее Павлином весь этот день, до сих пор не улеглось. Он почти не чувствовал качки, швырявшей яхту из стороны в сторону.

– Да, был денек, – сказал он Зеньковичу. – Честное слово, я с большим удовольствием ухлопал бы этих подлецов из Кеми!.. Какие мерзавцы, какие опустошенные, черные души!..

Архангельск насторожился. Обо всем случившемся было немедленно сообщено в Москву Совету Народных Комиссаров.

В Архангельском исполкоме днем и ночью шли совещания с военными специалистами. Предполагалось создать береговую линию обороны, так как со стороны моря Архангельск был беззащитен: северная флотилия состояла из нескольких мелких судов и трех неповоротливых старых ледоколов. Усиливалась эвакуация военных грузов. Грузы направлялись в Вологду, которая стала штабным центром Северной армии. Армия пока что состояла из мелких гарнизонов и разрозненных отрядов, разбросанных по огромному тысячекилометровому пространству нового фронта.

Еще продолжались белые ночи, еще проносились июльские грозы…

Павлин Виноградов редко бывал дома, почти не спал. Он либо работал в Совете, либо выступал на митингах, либо выезжал на «Гориславе» в море, где появились иностранные патрульные суда. С одним из таких судов он даже вступил в бой и задержал высадившийся уже на берег небольшой разведывательный отряд английской морской пехоты.

Однажды вечером, вернувшись с очередного митинга в Соломбале, он застал у себя в кабинете моряков Северной флотилии.

Двое сидели в креслах. Третий примостился сбоку на диване. Молодой, опрятно одетый морячок, черноволосый, с очень смуглым красивым лицом, беспокойно ерзал в кресле и теребил в руках бескозырку с ленточкой «Аскольд».

Крейсер «Аскольд» стоял на Мурманском рейде. Предательство Юрьева и измена офицеров привели к тому, что этот корабль оказался в руках англичан. Часть матросов еще месяц назад сумела скрыться из Мурманска и, добравшись до Архангельска, перешла на корабли Северной флотилии. К числу этих моряков принадлежал и молодой матрос Иван Черкизов.

Другой моряк, тонкий, худощавый, сидел, опустив голову. Его офицерский китель с серебряными пуговицами сильно выгорел. На плечах, где раньше были погоны, виднелись две широкие полоски.

Когда Павлин вошел, худощавый моряк встал и представился: – Бронников.

Павлин понял, что это старший.

– Слушаю вас, товарищи! Прошу садиться! По какому делу?

– От имени всех военморов! Насчет угля и хлеба! – с задором отрапортовал молодой матрос.

– Погоди, Ванек… – остановил его Бронников.

– Хотите помочь? ускорить отправку эшелонов?

– Нет, совсем не то… – Бронников опять встал и как будто приготовился к докладу. – Совсем наоборот! Хлеб отгружается. А что будет есть население? Отгружается уголь, а на чем пойдет наш Северный флот? Как поведем суда?

– Чего же вы хотите? – спросил Павлин.

– Чтобы ни хлеба, ни угля не отправлять! – запальчиво ответил вместо Бронникова Иван Черкизов.

Павлин внимательно посмотрел на него и обратился к Бронникову.

– Вы бывший офицер?

– Да. Я бывший прапорщик флота. Но прежде всего я большевик.

– Видите, в чем дело, товарищи… – тихо проговорил Павлин, закуривая и кладя на стол открытый портсигар. – Я вас отлично понимаю. Но… но ведь то же самое вопят меньшевики и эсеры. Вопят все, кто хотел бы задушить советскую власть…

Молодой матрос попробовал было вскочить, но Бронников остановил его.

Павлин поглядел на «аскольдовца».

– Ты, друг мой милый, сам не ведаешь, что творишь. Я верю в то, что ты парень честный. Но честностью твоей пользуются сволочи.

Бронников переглянулся с матросами.

– Я говорил, что объективно выходит так.

– Именно так!.. – подтвердил Павлин. – Такие заявления на руку нашим врагам! Уголь нужен питерским заводам. Эти заводы готовят сейчас вооружение. Для фронта!.. Ясно? В море вы не пойдете ни сегодня, ни завтра. Но запас для флота забронирован. Конечно, не для дальнего плаванья… а для охраны берегов. Ясно? Надо суметь удержать берег в своих руках. Уголь будем отправлять! Теперь о хлебе… Питер, рабочий Питер сидит без хлеба. Там голод. Самый настоящий голод. А мы разве голодаем? Вы голодаете? Зачем же этот крик? Кому он на руку?

Моряки притихли.

– Кроме того… – продолжал Павлин. – Вы – краса и гордость революции. Так вас называет Ильич. Разве вы не чувствуете, каково нынче положение города? Мы должны все держать на колесах… или на плаву, на воде. А как же иначе?

Бронников снова встал.

– Я вас прошу, товарищ Виноградов!.. Приезжайте сегодня к нам в экипаж… Побеседовать. Это необходимо.

Встал и Ванек Черкизов.

– Хоть на полчаса, товарищ Виноградов!.. Я, как организатор молодежи, прошу вас. У нас много хороших, настоящих ребят. Крепко, революционно настроенных. Ну, и путаники есть. Помогите разобраться.

Павлин невольно улыбнулся.

– А ты, Черкизов, давно среди молодежи работаешь?

– Давно, – ответил тот. – Шестой месяц.

– Коммунист?

– Я еще молодой коммунист, – сказал Черкизов зардевшись.

В разговор вмешался третий моряк, до этого молча сидевший на диване.

Это был уже немолодой человек, лет около сорока, чубатый, степенный. Круглая, коротко подстриженная борода окаймляла его лицо, медно-красное от загара. Глаза, черные и пытливые, в упор смотрели на Павлина. Говорил он неторопливо и спокойно, и только в жесте, которым он сопровождал свою речь, как бы разрубая воздух, чувствовалась сдерживаемая тревога.

– Эсеры и меньшевики крутят. Проще говоря, обдуривают массу. Экипаж волнуется, товарищ Виноградов. Нам одним не управиться. В казармах у нас чисто аврал, штормяга… Чи влево, чи вправо… Жуть! Будто нема компасу. Есть элемент, курса требует, крепкой руки. Сыны анархии, товарищ Виноградов… А когда всякая гидра за спиною подпевает, мутит воду – сами разумеете… качка получается! Авторитета текущий момент требует, так я скажу… Я знаю, как вы вправляете мозги…