Николай Никитин - Северная Аврора

– Вы не от Красноборского штаба? – вдруг окликнул Фролова какой-то военный. – Я вас ищу уже четверть часа. Товарищ Гринева поручила…

Быстро пройдя по путям и поднявшись по обледенелым, скользким ступенькам вагона, Фролов протиснулся в тамбур, где так же, как и на путях, стояли люди, ожидавшие приема.

Миновав коридор, он подошел к двери с наполовину застекленными узкими створками. Стекло было матовое, с затейливым узором.

– Куда ты делся? Я так беспокоилась… – сказала стоявшая у двери Гринева. – Сейчас кончится совещание, а потом начнется прием… Подожди здесь. Я уже о материальном снабжении, о боезапасе да о теплых вещах поговорила тут кое с кем… Дадут!

– Спасибо вам за участие, Анна Николаевна.

– Какое там участие… Не скромничай. Знаю, что несладко вам приходится. Вы у нас забытый участок… Эх, Павлина нет, жалко… Правда? Светлый был человек… – сказала она с доброй улыбкой, поправляя пенсне, и скрылась за дверью.

Рядом с Фроловым стоял у окна командующий Третьей армией, кургузый, энергичный по виду человек с лысой головой и крупным мясистым носом. Тут же, в коротком до колен полушубке, стоял член Военного совета армии. Командарм, расстроенный, нервно барабанил пальцами по оконному стеклу.

Через несколько минут вышел секретарь и сказал, что они могут отправляться в Глазов… Комиссия прибудет на Фронт. Они вышли.

За дверью заговорило сразу несколько человек… Задвигали стульями, послышался кашель, по матовому стеклу забегали тени. Заседание кончилось.

«Теперь вызовут меня…» – подумал Фролов, и сердпе его забилось учащенно. Действительно, из-за двери снова выглянул секретарь…

Фролов после своего доклада вышел из вагона с таким чувством, словно его подняла и несет какая-то огромная, могучая и радостная волна. На улице трещал мороз. Будто серебряная соль, выступили звезды на темном январском небе. И Фролову казалось, что станционные огни горят с такой же яркостью.

«Шенкурск!.. Развеять, как дым, все замыслы интервентов…» – восторженно думал он, еще и еще раз вспоминая подробности своего разговора в Комиссии.

…Предложение идти на Шенкурск, освободить этот глухой, лесной городок от противника поразило Фролова… Распоряжение Семенковского о переброске войск с Северодвинского участка на центральное направление было отменено. А ведь это было главное, к чему Фролов стремился и чего хотели многие из военных работников его, «фроловского» штаба… Да, хорошо, что он лично прибыл сюда! Хорошо, что честно рассказал обо всех настроениях своего участка, о делах партизан, о Макинском отряде и даже о бородаче Шишигине, который ухитрился приволочь на своей широкой медвежьей спине какого-то растерявшегося сержанта и всю дорогу кормил этого парня трофейным шоколадом. Над этим в Комиссии здорово посмеялись. «Я толково все изложил?…» – задал он себе вопрос. Да, конечно, все… Все, что делается сейчас в укрепленном районе, занятом неприятелем… Как там страдает народ, как ждет избавления… Какие неприятельские войска на этом участке… Где и как они укрепились?… Да, все… Неужели с этой точки мы пойдем к Архангельску, сдвинется фронт и прекратится, наконец, постылая «зимовка», вспыхнет бой?

Да, народ оживится… Духом окрепнет. Еще прибавятся партизанские силы. Тут он вспомнил, как твердо обещал Комиссии протащить свои пушки сквозь саженные снега и сугробы… «Мы там ударим, где враг нас не ждет, – снова подумал он. – И крепко ударим».

Через час, простившись с Гриневой, Фролов вернулся на станцию, чтобы поскорее оформиться у коменданта. «Да, да… Как можно скорее домой… Мои-то волнуются, верно… Но как я их обрадую, когда приеду».

Пути были забиты пустыми составами, пригнанными сегодня из-под Глазова. Мигали красные и зеленые огоньки стрелок. Раздавались частые гудки маневрового паровоза. Слышалось звяканье буферов, ржанье лошадей, тяжелый стук вкатываемых на платформы орудий. Все на станции говорило об усиленной подготовке к упорным боям, все звало Фролова к берегам Северной Двины, к своим бойцам и товарищам… «Скорее, скорее…» – торопил он и себя и комендантских писарей, выхлопатывая проездные документы.

На Шенкурск Красная Армия шла в трех направлениях: первое – западное, со станции Няндома Вологодской железной дороги, через леса и болота, второе – восточное, из селения Кодемы, также по лесам. И третье – центральное – линия главного удара – Вельско-Шенкурский почтовый тракт, тянувшийся по левому берегу Ваги от городка Вельска, через село Благовещенск. Движение всех трех колонн было начато с таким расчетом, чтобы к девятнадцатому января они могли занять исходное положение к бою, охватив с трех сторон Шенкурский район, и начать штурм Шенкурска по реке Ваге, вдоль ее правого берега. Отряд партизан Макина действовал за Шенкурском, в тылу у врага.

Помимо Макинского отряда, на Ваге образовались Вельский, Суландский и многие другие партизанские отряды. Некоторые из них влились затем в центральную колонну Фролова.

В совершенстве зная каждую тропинку этой местности, красные партизаны легко проникали в тыл противника и были незаменимыми разведчиками.

Всюду действовали партизаны, ходившие в бой с лозунгом: «Смерть интервентам!»

Ввиду особых обстоятельств, на Фролова, по решению высшего командования, было возложено не только политическое, но и оперативное руководство войсками, идущими на Шенкурск. Драницын был к нему прикомандирован как военный специалист. Оба они находились в центральной колонне.

План окружения противника с трех сторон был разработан Фроловым и Драницыным совместно.

Подступы к городу защищались тремя укрепленными участками, господствовавшими над местностью. Каждое из укреплений противник хорошо снабдил артиллерией и пулеметами. Сам Шенкурск, стоящий на правом берегу Ваги, был обнесен тремя рядами проволочных заграждений и окружен шестнадцатью блокгаузами, [4]каждый из которых имел до шести пулеметных гнезд. Кроме подвижной артиллерии, состоявшей из двадцати орудий, в Шенкурске была еще и морская, крупнокалиберная, на бетонных установках.

Все три колонны шли днем и ночью, невзирая на разыгравшуюся в эти дни метель.

Особенно тяжело пришлось восточной и западной, пробиравшимся по снежной целине. Их путь был гораздо длиннее, чем у центральной, местность глуше, почти без селений, тайга да болота. Красноармейцы по пояс увязали в снегу, лошади выбивались из сил, и людям приходилось впрягаться в сани и самим тащить орудия, пулеметы, боевые припасы и продовольствие, приходилось ночевать у костров на морозе.

Но тяжелее всего было отсутствие хорошей связи между колоннами. О степени продвижения флангов Фролов узнавал с запозданием, что усложняло развертывание операции.