Виктор Суворов - Разгром

Если мы готовимся защищать свою землю, то кто и зачем будет нас останавливать?

Прочитав стенограммы съезда, петербургский историк Александр Гогун подвёл итог: «Речами и атмосферой этого съезда Сталин и его ближайшие соратники дали понять партии и стране: Советский Союз готовит большую войну».

И вовсе не случайных людей отбирали на тот съезд.

Отбирали тех, кому предстояло планы партии претворить в жизнь. Точнее – в смерть.

Предыдущий, XVII съезд именуют Съездом победителей.

А XVIII есть основания назвать Съездом поджигателей.

19 августа 1939 года Сталин принял решение о начале тайной мобилизации Красной Армии и всей советской экономики. Это решение означало неизбежную войну в Европе. Это решение означало, что Сталин подписал смертный приговор всем окружающим странам.

О том, что происходит за стенами Кремля, знать никто не мог. Но в этот день великая русская поэтесса Анна Ахматова написала одно из самых страшных своих стихотворений. Оно называлось «К СМЕРТИ». Под стихотворением она поставила дату: 19 августа 1939 года.

Смертный приговор Европе был Сталиным вынесен, но привести его в исполнение не получилось. Через 52 года, 19 августа 1991 года, кремлёвские вожди, уподобившись Гитлеру, бросили свои танки на захват Москвы. Не сумев задавить танками весь мир, они были вынуждены их повернуть против собственного народа, чтобы сохранить свою власть.

Но и это у них не получилось.

Коль скоро речь зашла о 186-й стрелковой дивизии, то давайте проследим её дальнейшую историю. В судьбе этой дивизии, как в осколке разбитого зеркала, отразилась печальная участь всего Второго стратегического эшелона Красной Армии, т.е. семи армий, которые накануне войны Сталин тайно выдвигал к западным границам из Забайкалья, Сибири, Урала, Поволжья, с Северного Кавказа и других районов Советского Союза.

Если мы обратимся к мемуарам увешанных орденами, увенчанных лаврами победы прославленных полководцев, которые, сохранив верность антинародному режиму, завершили войну на высоких командных должностях, то причины разгрома каждой дивизии, корпуса, армии, всего Второго стратегического эшелона станут совершенно ясны. Но разнообразия ради давайте окинем взглядом начало боевого пути 186-й стрелковой дивизии с диаметрально противоположной точки зрения.

Пусть хоть один раз нашим свидетелем будет не кадровый военный, но призванный из запаса гражданский человек.

Не генерал, но младший лейтенант.

Пусть о начале войны расскажет тот, кто завершил её не победителем, но зэком в норильских никелевых рудниках.

Этот свидетель – Л. А. Самутин. Свои воспоминания он писал в конце 1970-х годов без всякой надежды когда-либо их опубликовать. Оттого что мемуары свои он никак не озаглавил, в 2002 году, через много лет после смерти автора, питерское издательство «Чёрное и белое» выпустило их под названием «Я был власовцем…».

В Русскую Освободительную Армию (РОА) под трёхцветный русский флаг Самутин попал не случайно. Власть кремлёвских оккупантов он считал властью бандитской и преступной. Выбор его был осознанным. Глубоко осознанным. Но сначала были служба в Красной Армии и германский плен.

В своих воспоминаниях Самутин не задаёт вопросов и не делает никаких выводов. Он просто рассказывает о том, что сам пережил.

В конце книги – недописанная автобиография, история жизни только до 1940 года. Книга обрывается так: «Первые признаки приближающейся грозы: трёхмесячные курсы после окончания ещё продолжены на неопределённый срок. Присвоение командирского звания – младший лейтенант. На выпускном собрании курсантов в напутственном выступлении комиссара курсов, старого полкового комиссара, неприкрытый намёк на приближающуюся войну» (С. 316).

Итак, в начале июля 1940 года Л. А. Самутин (возраст – 25, профессия – преподаватель института) был призван на трёхмесячные курсы переподготовки. Его должны были отпустить в конце сентября, но отпустили в начале декабря, присвоив звание младшего лейтенанта. И почти открытым текстом предупредили: не зря мы тут звания раздаём.

Гитлер подписал Директиву № 21 о нападении на Советский Союз 18 декабря 1940 года. А в начале декабря, когда Гитлер директиву ещё не подписал, некий полковой комиссар в далёкой уральской провинции уже знал: будет война. И какие-то большие московские начальники, которые в сентябре 1940 года принимали решение о продлении срока обучения на курсах с последующим присвоением всем курсантам офицерских званий, тоже всё прекрасно понимали.

22 июня 1941 года, уже после того, как германские войска нанесли первый сокрушительный удар, товарищ Сталин отказывался в это верить. А вот в декабре 1940 года даже младшим лейтенантам запаса достаточно ясно объяснили, к чему надо быть готовым в ближайшее время.

И не надо говорить о том, что всё это проклятый власовец сочинил. Читайте мемуары советских генералов и маршалов: все они – о том же, все они знали, что дело к неизбежной и скорой войне клонится. Знали ещё в 1940 году. И в 1939-м знали. И все они германского нападения не ждали. Для всех советских людей нападение было громом среди ясного неба.

Вот вам не власовец, а советский полководец Герой Советского Союза генерал армии А. В. Горбатов: «В воздухе пахло войной. Её ждали все, и не так уж много было среди военных людей, у которых теплилась ещё надежда на то, что войны можно избежать. Однако, когда было объявлено о внезапном нападении авиации противника на Житомир, Киев, Севастополь, Каунас, Минск, на железнодорожные узлы и аэродромы и о переходе дивизий противника через нашу границу, это сообщение всех поразило» (Годы и войны. М., 1965. С. 172).

Я набрал целую коробку стандартных цитат типа: «В воздухе пахло грозой», а через пару страниц в тех же книгах: «Как гром среди ясного неба».

Любой желающий может найти множество опубликованных свидетельств того, что народ знал о приближающейся войне. И в то же время нападение Германии всех, начиная с товарища Сталина, поразило внезапностью.

На первый взгляд какое-то противоречие: все знали, что будет война, об этом открыто говорили, но германского нападения никто, начиная со Сталина, не ждал.

Но противоречия нет: все знали, что будет война.