Валерий Воскобойников - Повесть о неустрашимом Зигфриде и могущественных нибелунгах

Знатные дамы из свиты Кримхильды и Уты готовились к празднику. Вынимали из сундуков нарядные платья, примеряли их, заново перешивали украшения.

Наконец стали съезжаться подлечившиеся бойцы. Их порубленные доспехи давно уже убрали с главной площади.

Каждого Гунтер награждал молодым жеребцом и праздничным платьем.

На лугу за городом сколачивали огромные столы, туда катили бочки с вином, в повозках везли угощение, накрытое душистыми травами. Весь городской люд ожидал королевского праздника, чтобы вкусно на нем поесть и попить, и надевал лучшее платье.

Утром торжественная процессия сошла со ступенек дворца и направилась к храму.

Кримхильду и королеву сопровождала сотня знатных, прекрасно одетых дам и охрана из юных воинов.

Зигфрид стоял среди толпы рыцарей, желавших посмотреть на красавицу королевну. Первый раз он увидел ее.

И грустно ему стало. Он взглянул на милую ее красоту, полную добра и света, потом посмотрел на себя и понял, что не достоин ее. Те, кто пел о прекрасной принцессе, не сочиняли. Они были правы. Но даже песен не хватало, чтобы описать нежную прелесть королевны. Что же мог предложить ей он — грубоватый верзила? Показать, как бросает тяжелые камни? Рассказать, как порубил не один десяток людей? Как поотрубал у них головы или руки? И все? Другого он не умеет, не знает. Разве может он подойти на равных к божественной красоте? Не слишком ли многого он пожелал?

В этот момент Гернот приблизился к старшему брату и тихо ему посоветовал:

— Хорошо бы нам именно здесь, на глазах у всех, вознаградить Зигфрида. Представь его Кримхильде, и пусть они пойдут впереди процессии в храм.

Зигфрида не нужно было долго искать в толпе. Он был виден издалека. И слуги стояли уже рядом.

— Вас просит подойти король, — шепнули ему.

— Зигфрид, наконец-то вас как самого почетного гостя можно представить сестре. И позвольте мне это сделать, — сказал Гунтер.

А Кримхильда стояла рядом и смотрела на них своими лучезарными небесными глазами.

— Приветствую вас, неустрашимый Зигфрид! — произнесла она с доброй улыбкой.

И Зигфрид поклонился.

— Этого недостаточно, — засмеялся Гунтер. — Сестра, ты должна поцеловать нашего друга в знак благодарности.

Кримхильда, с тою же легкой улыбкой, приподнялась на цыпочки и поцеловала Зигфрида в щеку.

Она подала ему руку. И они пошли впереди всей процессии к храму. Сотни гостей с любовью и восхищением смотрели на них.

— Дорого бы я заплатил за поцелуй такой красавицы! — сказал рядом с Людегером один из гостей.

— Столько, сколько уплачено Зигфридом, не заплатить никому. — Людегер обернулся к соседу и сказал ему с горечью: — Множество жизней датчан и саксов — вот цена поцелуя. А это были отменные воины.

От ран он уже совсем оправился. И брат его, Людегаст, — тоже. В последние дни, уединившись, они часто обсуждали условия мира. Сил на войну у них долго не будет, защитить бы теперь свои королевства! И чтобы бургунды сами на них не напали, решили они собрать выкуп — пятьсот подвод золота и серебра.

— А стоило заманить нам Зигфрида к себе в королевство, подружиться с ним… И не стояли бы мы с тобой в этой толпе, — мечтательно сказал Людегер.

— Только надо еще иметь сестру, такую как Кримхильда, — оборвал Людегаст мечтания брата.

Людегаст успел уже наслушаться разговоров, которые ходили среди рыцарей о влюбленности Зигфрида.

А Зигфрид, который столько мечтал хотя бы издали взглянуть на Кримхильду, теперь, ведя ее под руку, растерянно молчал, мучался от своей неуклюжести и смотрел с ужасом, как быстро приближается храм.

Лишь когда они подошли к высокому каменному крыльцу, он, словно решившись нырнуть в неизвестную глубину, выговорил:

— Так давно я мечтал об этом мгновении, королевна! Оно кончится — и мы вновь разлучимся!

В храме женщинам и мужчинам полагалось стоять порознь, всем на своих половинах.

— Нет, Зигфрид, мы не разлучимся. Из храма мы пойдем с вами вместе, — ответила Кримхильда, глядя прямо ему в глаза.

И с этими словами они разошлись.

Службу Зигфрид не слушал. Она казалась ему невыносимо тягучей. Он не мог дождаться конца, не вытерпел и вышел на крыльцо.

Наконец двери храма растворились. Вновь, раздвигая толпу, показалась охрана, за нею — придворные дамы и возлюбленная его королевна.

Стражники учтиво, но настойчиво принялись отодвигать рыцарей, прокладывая путь для процессии. И тут Гунтер вновь подошел к Зигфриду и соединил его со своею сестрою.

— А теперь, Зигфрид, я скажу вам самое главное, то, что давно уже хотела сказать, — услышал он и почувствовал, как колотится его сердце.

— Говорите же, королевна!

— Награды, достойной того, что вы для нас сделали, на всей земле не сыскать. Я это хорошо знаю. И только Бог вознаградит вас на небесах. Здесь же, на земле, единственное, что мы можем и будем делать, — это любить вас всею душой. Всегда. И вы это помните, Зигфрид!

— Я готов быть вашим слугой всегда, — ответил Зигфрид. — Это для меня счастье. И мне кажется, ради этого я родился. Стоит сказать вам слово — и я отдам за вас жизнь! — Тут его голос неожиданно дрогнул, и он замолк.

«Неужели это были не простые слова?» — подумала Кримхильда. И точно так же подумал о ее словах Зигфрид.

К ним снова приблизился Гунтер.

— Все только и шепчут мне о том, как хорошо вы смотритесь рядом, — сказал он со смехом. — Взгляните, даже Гизельхер залюбовался на вас и забыл закрыть рот! Зигфрид, вы согласны охранять мою сестру и за пиршественным столом?

Еще бы Зигфрид не согласился!

Место его за столом было одно из самых почетных.

Король Гунтер умело рассадил и других гостей в соответствии с их знатностью и заслугами. А потом заиграли музыканты, и пир начался.

Пировали двенадцать дней. Двенадцать дней, сменяя друг друга, играли шпильманы-музыканты. Устав от застолья, гости переходили к забавам и состязаниям. Одни показывали, как владеют щитом, отражают удары; другие бросали дротики в пень; третьи устраивали шуточные бои. Даже те, кто едва оправился от ран, принимали в них участие. Хаген и Ортвин, на славу Бургундскому королевству, были повсюду первыми. Причем Хаген дружелюбно улыбался, в раж не входил и не зарубил ни одного гостя.

А Фолькер, отважный боец, знаменосец, порой, отойдя от стола, брал в руки скрипку и услаждал гостей такой волшебной музыкой, что гости смолкали надолго и, забыв разговоры и смех, сидели как завороженные.

Гости не раз повторяли в беседах между собой, что столь доброго пира, такого собрания богатырей, где все почитали друг друга, забыв о ссорах и распрях, такой заботы хозяев об удобстве гостей и щедрого угощения они еще не встречали.