Фаина Баазова - ПРОКАЖЕННЫЕ

– Эмиграция грузинских евреев в Палестину имеет давнишнюю историю. Еще в начале XVIII столетия религиозные евреи часто уезжали на Святую землю. В 1925 году группа религиозных евреев уехала с согласия и разрешения правительства.

– Но эмиграцию организовали и возглавили вы? – продолжает наступать Убилава.

– Я был официально делегирован грузинским правительством в Палестину с целью изыскания там возможности получения земли для находящейся в край ней нищете части религиозных грузинских евреев.

– Я получил сертификаты официально, как представитель Советской Грузии, от тогдашнего правителя Палестины генерал-губернатора Герберта Семюэля.

– Но почему вы их не отговорили, почему не постарались замлеустроить их здесь? – продолжает изобличать его председательствующий.

– Мы старались, просили землю. Но тогда не было свободной земли. На мои требования Саша Гегечкари с сарказмом ответил, что "если высохнет Черное море, тогда можно будет выделить евреям землю".

– Саша Гегечкари посмертно разоблачен как враг народа! – злобно замечает прокурор.

– Но ведь тогда он был Народным комиссаром земледелия! – напоминает прокурору подсудимый.

– Сегодня это не имеет значения. Сами по себе ваши действия являются антисоветскими! – кричит прокурор и, вскакивая, говорит суду: – Я обращаю внимание Высокого суда на то, как выкручивается припертый к стене подсудимый Давид Баазов. Для оправдания своей преступной деятельности он ссылается на врагов народа. Неудивительно, что враг с помощью врагов ввел в заблуждение грузинское правительство и добился организации эмиграции грузинских евреев в Палестину.

– Неверно! – перекрикивает прокурора подсудимый Баазов, и похоже, что его никто и ничто уже не остановит. – Я заявляю, что вся моя деятельность в те годы, то, что вы называете преступлением против советской власти, осуществлялось не с помощью врагов народа, а в соответствии с решениями Правительственной комиссии, возглавляемой Серго Орджоникидзе. Эта комиссия была назначена в начале 20-х годов высшими советскими и партийными органами специально для разрешения тяжелых экономических и культурных проблем грузинских евреев. В эту комиссию, помимо Серго Орджоникидзе, входили также и Вано Стуруа и Миха Цхакая. Ввели и меня. Все культурно-экономические мероприятия, проводимые тогда среди грузинских евреев, – открытие еврейских школ, преподавание еврейского языка и истории, учреждение культурно-просветительных органов, а также и эмиграция евреев в Палестину – совершались с ведома и разрешения этой комиссии. С ведома и разрешения лично Серго Орджоникидзе. Для подтверждения правдивости моих показаний я возбуждаю ходатайство и категорически требую:

1. Истребовать из архивов Наркомпроса и Наркомзема, а также из отдела НКВД – все документы и материалы, относящиеся как к проведению всех вышеупомянутых мероприятий, так и к организации эмиграции грузинских евреев.

2. Запросить Вано Стуруа, Миха Цхакая и особенно Серго Орджоникидзе об обстоятельствах эмиграции грузинских евреев в 1925 году.

Ходатайство подсудимого Д. Баазова произвело впечатление разорвавшейся бомбы.

Прокурор охрип от крика: "Наглость преступника!.. Требует допросить соратников Великого Вождя!.. Как он смеет?! Отказать, отказать!"

Члены суда явно были растеряны. С нескрываемым гневом председательствующий вскакивает и, уже стоя, вспомнив о защите, спрашивает ее мнения.

Защита поддерживает ходатайство.

Председательствующий объявляет перерыв на час и исчезает вместе с прокурором.

Всем ясно: пошли докладывать "наверх" о неслыханно дерзком ходатайстве подсудимого Баазова и получить указания, как реагировать.

В отличие от военных трибуналов, где почти все работники русские, в Верховном суде Грузии трудно удержать в тайне происходящее за закрытыми дверями. Грузин не может не поделиться с близким о слышанном или виденном. И вот суматоха, поднявшаяся в зале в связи с ходатайством подсудимого Баазова, уже обсуждается в кулуарах Верховного суда.

Друзья не скрывают своего восторга и восхищения поведением Баазова. Многие удивлены, но не смеют обсуждать с кем-либо происходящее. Есть и такие, что возмущаются наглостью "врага". Но таких очень мало.

В адвокатскую комнату входит адвокат Робидон Каландадзе. Он садится отдельно в углу, спиной ко всем, и молча курит одну папиросу за другой. К нему подсаживается один из адвокатов, его однофамилец и односельчанин. Он пытается узнать, какое впечатление произвело на того происходящее в зале.

– Робидон, что скажешь о нем?

Робидон долго молчит, курит и кашляет, потом, как бы самому себе, говорит:

– Да-а, умный человек!

Снова молчит, кашляет и курит. И вдруг смеется своим, всем нам хорошо знакомым иезуитским смехом и опять, словно ни к кому не обращаясь, произносит:

– Зачем ему защита?! Зачем ему Алексей и Дмитрий?! – И, хихикая, выходит из комнаты.

Никто не мог понять, что именно хотел сказать Робидон. Но всех поразило отсутствие желчи в его голосе и тех эпитетов, без которых он никогда не умел разговаривать о преступниках даже после того, как из грозного судьи превратился в адвоката.

Проходят часы, заседание не возобновляется. Обстановка накаляется. Нервозность публики усиливается. Все понимают: в эти минуты где-то решается судьба процесса.

Мрачные предчувствия, охватившие меня еще до начала процесса – при появлении профессора Кипшидзе, усиливаются. День подходит к концу. По распоряжению старшего секретаря Верховного суда конвой увозит заключенных.

Утром, 26 марта, открыв заседание, председательствующий огласил постановление судебной комиссии:

– Ходатайство подсудимого Баазова за необосно ванностью – отклонить!

Продолжается допрос.

– Расскажите о ваших связях с фашистами.

Подсудимый Баазов:

– Это обвинение чудовищно!

Председательствующий:

– Об этом показал на следствии ваш старший сын – Герцель.

Как всегда, при упоминании имени Герцеля, голос отца дрогнул:

– Дайте мне очную ставку с моим сыном.

Прокурор:

– Ваш сын осужден и сослан.

Подсудимый Баазов:

– Дайте мне показания, написанные им собственноручно.

– В деле имеются копии его показаний. Может быть, вы не доверяете органам? Или обвиняете следствие в составлении ложных протоколов допроса вашего сына?

Подсудимый:

– Где я нахожусь? В советском суде? Кому пришла дикая мысль обвинить меня в связи с врагами моего народа, людоедами, преследователями гениальных сынов еврейского народа, жаждущими крови моих детей? За что? Почему?.. Скажите!.. Объясните!..

Он обращается к прокурору, председательствующему, к заседателям и к сидящим в зале работникам суда и прокуратуры. А в голосе такой трагизм и печаль, что зал, кажется, на мгновение оцепенел.