Ольга Елисеева - Камень власти

И все же она не убежала. «Смелая», — отметил про себя Алехан.

— Кто здесь? — Повторила дама, заглядывая под скамейку. — Что с вами?

— Мадам, — еле слышно прошептал Орлов, — молю вас, не привлекайте внимания. Меня хотят убить. — Дальше он говорить не мог, потому что кровь, сочившаяся из раны на щеке, набралась в рот.

— О, Боже! — Дама наклонилась к нему, и Алексей почувствовала, что она довольно крепко вцепилась в его руку. — Ну, вылезайте же! — пыхтя и отдуваясь, потребовала она. — Помогите мне вас тащить. Я сама не справлюсь — вы тяжелый.

— Что вы хотите делать? — Потрясенно выдохнул Алехан. — Оставьте меня, мне больно! — взвыл он, когда раскрасневшаяся от натуги женщина в очередной раз рванула его за плечо.

— Main Got, какой остолоп! — Возмутилась новая знакомая. — Я хочу помочь вам добраться до людей. Вон Монбижон, там вам помогут.

— Только не в Монбижон, — взмолился Орлов, уже выбравшийся ползком из-под скамейки и теперь с трудом поднимавшийся на ноги.

— Почему? — Женщина оказалась на редкость сильной. Она легко подхватила руку Алехана и перекинула ее себе через плечи. — Ну же! Говорите, это отвлечет вас от боли.

— Там, — Алексей перевел дыхание и попробовал сделать несколько шагов, — там голштинские гвардейцы. Это они меня… — он поскользнулся, но женщина удержала его.

— Не бойтесь. — Орлову показалось, что спутница улыбается. — Со мной вас никто не тронет, я великая княгиня.

Алексея поразило, как она просто говорит о себе.

— Идемте, идемте, не останавливайтесь, — подбодрила его Екатерина. — Вы же не на вахтпараде, чтоб застывать передо мной на вытяжку!

Орлов кивнул и снова двинулся вперед, острейшая боль в щеке заставляла его смотреть только перед собой. Великая княгиня оказалась на редкость терпелива. Она останавливалась всякой раз, когда Алексею надо было перевести дух. Орлову вдруг пришло в голову, что цесаревна вовсе не думает о своем платье, на которое капала его кровь. Екатерина развязала газовую косынку, покрывавшую плечи, скомкала ее во внушительный мягкий шар и протянула Алексею, чтобы закрыть щеку.

— Испорчу, — буркнул он, все же принимая платок и прикладывая его к лицу.

Алехан не помнил, как они добрались до маленького квадратного пруда под окнами Монбижона, как обогнули желтые стены дворца и оказались у темных дверей с медным молоточком. Не взяв его, Екатерина изо всей силы заколотила ладонью по створке. Создавалось впечатление, будто она хочет, чтоб ее услышали, но не все в доме, а только те, кто находится в сенях.

За дверями завозились, задвигали засовами, и сонная девка в накинутой на плечи цветастой турецкой шали впустила ее высочество внутрь.

— Ступай, Марфа, позови мужа, — деловито распорядилась великая княгиня.

Горничная, зажав от испуга рот ладонью, метнулась куда-то вглубь, пот темную дубовую лестницу, и вскоре Алексея подхватили чьи-то более сильные, чем у цесаревны руки. Камердинер Екатерины Василий Шкурин с помощью своей жены и великой княгини понесли теряющего сознание Орлова в соседнюю комнату.

Алексей чувствовал, как его положили на кровать. Душная темнота внутренних покоев кое-где разрывалась слабыми огоньками свечей. Перед глазами Алексея эти блестящие искры пустились в пляс, его голова стукнулась о подушки, набитые камнями. Сознание то гасло, то вновь вспыхивало.

Он видел, как в комнату вошел невысокий, гладко выбритый человек в шлафроке, накинутом на ночную рубашку и, едва взглянув на Алексея, зацокал языком.

— Карл Иванович, — обратилась к вошедшему Екатерина. — Умоляю вас, осмотрите этого юношу. Он лежал в саду. Ему нужен врач.

— Врач здесь, — коротко бросил бритый и, закатав рукава, подступил к кровати. — Марфа, воды! Света побольше.

— Да не гремите же! — Взмолилась Екатерина. — Вы разбудите великого князя. Я не хочу объяснений.

— Разбудить великого князя нет никакой возможности, — заявил врач. — Он пил рейнвейн со своими голштинскими цирюльниками и выпил много. Меня вызвал к нему капрал Люнефельд, сказал, что царевичу плохо, а когда я приехал, он уже спал и сильно храпел.

Великая княгиня прыснула в кулан, а Алексей снова потерял сознание. Когда он опять пришел в себя, доктор уже заканчивал накладывать шов на его щеку.

— Он будет жить? — Спросила великая княгиня.

— Конечно, — уверенно отозвался врач. — Но шрам останется навсегда.

— Жаль, — протянула Екатерина. — Красивый юноша. И глаза у него совершенно греческие.

Это было последнее, что слышал Алексей.

Он очнулся только через несколько часов и обнаружил, что его перенесли на канапе, поставленное за высокими китайскими ширмами, отделявшими дальний угол комнаты. Утреннее солнце уже зажглось малиновым светом над черной стеной дальних елей, росших к западу от дворца.

Орлов пошевелился, и на скрип его хрупкого ложа немедленно явилась вчерашняя девка, уже умытая и прибранная, в белом хрустящем чепце и нестерпимо чистом переднике с шелковыми лентами.

— Лежите, лежите, — защебетала она, ставя на стол серебряный поднос с кофейником и небольшой супницей под крышкой. — Это каша. Овсянка с сушеной земляникой, — заявила горничная, усаживаясь на край канапе и повязывая Алехану на шею салфетку. — Нет, нет, не двигайтесь, доктор вам строжайше запретил. Кормить буду я. — с этими словами она взялась за серебряную ложку внушительных размеров и приоткрыла крышку.

От сытного запаха овсянки Орлова замутило. Каша была сварена необычайно жидкой, это объясняло, почему ее держат в супнице.

— Я не хочу есть, — тихо прошептал он.

— Карлович Иванович сказал, что так и должно быть, — навязчивая девица влила Алехану в рот целую ложку. — Вы потеряли много крови и должны хорошо кушать. Вот, вот, еще немножечко. За ее императорское высочество, которая нашла вас и спасла, — резюмировала горничная, вытирая ему губы салфеткой. — Видите, как славно!

Алексей молчал. Ему было больно жевать, не то что говорить. Слава Богу, каша сама лилась в горло, обжигая небо. Девка заулыбалась, видимо, поняв, о чем он думает.

— Это Карл Иванович велел кормить вас овсянкой, — сказала она, — чтоб вам удобно было ее глотать. Она и для желудка полезна, и для крови. Доктор Крузе очень добрый и предусмотрительный человек…

— Тебя как звать-то? — Оборвал ее излияния Алехан.

— Марфа, — опешила горничная. — Шкурины мы. Я и муж тут служим. Василий-то мой камердинером у ее высочества.

Орлов кивнул.

— Значит это Монбижон? — Угораздило же его попасть в самое «вражье логово»! Интересно, как отсюда выбраться?

Вновь угадав его мысли, Марфа отрицательно покачала головой.

— Вам двигаться не велено. Доктор Крузе говорит, что сломано два ребра и сильно ушиблен позвоночник.