Мелвин Брэгг - Дева Баттермира

Обеих дам в гостиную провела Энни, внимание которой было, казалось, целиком поглощено кошкой.

— Что бы я ей ни говорила, она одно только и заладила «нееет» да «нееет». Ни за что не желает слушаться, ничего с ней поделать не могу.

Камин не топили, так что в комнате было весьма прохладно, и когда Мэри вошла, обе женщины стояли. Едва завидев мисс д'Арси, несчастная девушка почувствовала, что самообладание, которое она все эти дни сохраняла одним лишь усилием воли, покинуло ее.

— Мэри. — Амариллис протянула вперед руки и чуть подалась назад, словно бы всей своей позой выражая крайнее сочувствие. — Мэри… бедняжка Мэри. Что я еще могу сказать?

Мисс д'Арси взяла девушку за руки, они оказались холодными точно лед после долгой работы на улице. Мэри вновь исполняла привычные для нее обязанности.

— Нам надо поговорить, — промолвила Амариллис, — с глазу на глаз. Но сначала мне бы хотелось сказать, что я прекрасно понимаю, какие чувства вы теперь испытываете. Уж поверьте мне. В точности могу себе представить, каково вам. Мы с вами оказались в одинаковом положении.

Сейчас Мэри была одета скромнее, чем когда бы то ни было — ее толкало к этому непонятное для нее самой упрямство. Амариллис же красовалась в платье, которое по стоимости могло сравниться разве только со всей этой гостиницей, а фасон и покрой были достойны самого Лондона. И в то время как Амариллис казалась посвежевшей после поездки по свежему воздуху, цветущей, ухоженной и нисколько не обескураженной случившимся, более того — готовой извлечь из него определенную выгоду, Мэри чувствовала, что выглядит усталой, измученной и почти сломленной. Она позволила усадить себя на стул. Мисс д'Арси, по-прежнему держа ее за руки, опустилась на колени, чем привела Мэри в полное замешательство. Миссис Мур все это время улыбаясь стояла у окна. Время от времени она с любопытством взглядывала на происходящее на улице.

— Я намерена стать вашей подругой, — заявила мисс д'Арси. — До тех пор, пока все эти неприятности не разрешатся, я буду вашим искренним другом.

— Благодарю вас, — вынуждена была произнести Мэри, не смея проявить свои истинные чувства.

— Только вы и я знаем его достаточно хорошо, вы понимаете. — Амариллис, подумалось Мэри, жаждала продемонстрировать благородное сочувствие к ее положению. — Я — единственная, кому вы можете всецело довериться, и я знаю, — продолжала она, понижая голос, — что мы обе можем многое доверить друг другу.

— Но больше всего нам бы хотелось помочь вам, моя дорогая, — заметила миссис Мур, неожиданно подойдя к Мэри и слегка потеснив свою подопечную.

— Именно. — Амариллис поднялась с колен. — Мы намерены взять вас с собой в Кесвик, — заявила она. — Сейчас, когда вышли все эти статьи в «Морнинг пост»… вы станете предметом всеобщего любопытства, вас станут искать… — Мэри услышала нотки возбуждения в ее голосе, — но рядом с нами вы можете быть уверены, что обретете полное и самое твердое покровительство и защиту со стороны нашего дорогого полковника Мура, который станет защищать вас с той же стойкостью, с какой он защищает меня.

Мэри окинула взглядом, элегантную фигуру юной леди и едва заметно кивнула. Она помолчала и промолвила:

— Я благодарна вам обеим. Я знаю, у вас самые добрые намерения, — она поднялась, — однако же я останусь здесь до тех пор, пока мой муж не вернется ко мне или же не пришлет мне весточку, где и когда я смогу его увидеть. А теперь, — продолжила она, стараясь говорить бодро и сохранять хладнокровие и спокойствие, хотя это стоило ей немалых усилий, — позвольте, я разыщу Энни и велю ей приготовить для вас чай. С вашего позволения.

Им принесли чай, Мэри вышла из комнаты, а затем вернулась. Она приняла маленький желтый носовой платок, вышитый шелком руками самой Амариллис.

— Это мой первый небольшой подарок вам, — сообщила Амариллис, — один из первых.

Вскоре они уехали, и Мэри вызвалась проводить их, оставшись стоять на дороге до тех пор, пока они не скрылись из виду.

Затем она вернулась в свою комнату и без сил опустилась на кровать.

Ей надо было последовать за ним. Теперь-то она знала в точности, чувствовала это, что он этого ждал. И все же она заставила себя признать, что он ужасный, порочный человек. Она понимала это, и ей было стыдно за него. Но он оставался ее мужем, и он любил ее, и она любила его, любила так, как никогда и никого другого. Она и мечтать не могла о такой любви. О, если бы только она могла излить свой гнев на кого-нибудь или на что-нибудь!

Он явно предполагал, что она вновь вернется сюда, под отцовское крыло, и каждый день она жила ожиданием весточки от него, и даже после того, как надежды рухнули, она все еще продолжала ждать, изнуряя себя беспрестанными вопросами. А любила ли она его на самом деле? А не стало ли ее замужество, эти часы неистовой страсти, всего лишь бегством от ее жизни в гостинице? Не было ли это всего лишь случайностью или попыткой завладеть тем, что ей никогда не принадлежало и с чем она все равно никогда бы не смогла жить и выстроить собственное будущее?

Мэри вновь взглянула на несессер. Вернувшись из часовни, она уже заглядывала в него в поисках тех самых «бумаг», о которых говорил ей Хоуп. Однако тогда она не нашла в нем ничего, кроме немногочисленных деловых писем и нескольких набросков, касавшихся его путешествия. Теперь же она вытащила из несессера все, решив до блеска отчистить каждую вещицу.

Вычищая сам чемоданчик, она нечаянно надавила на какие-то точки и вдруг обнаружила, что у несессера имеется искусно скрытое двойное дно.

В потайном ящичке оказались письма, которые Мэри принялась читать.

Закончив чтение, она зарыдала в полный голос, не в силах превозмочь снедавшую ее боль. Рыдания ее, точно стоны смертельно раненного животного, разносились над тихой деревушкой. В ту минуту Мэри было все равно, что скажут люди. А люди решили, что это, должно быть, лиса попала в железные челюсти капкана, поставленного в Бертнесском лесу.

Тридцать лет спустя Томас Де Куинси будет вспоминать: «Непомерное негодование охватывало Колрид-жа, стоило ему лишь вспомнить об этих письмах». После того как Мэри обнаружила злосчастные письма, Колридж писал: «Никакие письма не способны раскрыть все низости, которые совершил этот ужасный представитель рода людского, обрушив страдания на голову одного из самых прекрасных созданий, когда-либо рожденных человечеством».

Во второй из двух статей, озаглавленных «Кесвикский самозванец», опубликованной в «Морнинг пост» от 31 декабря 1802 года, он говорит:

Трудно представить, какой непоколебимой симпатией прониклись к его дальнейшей судьбе почти все слои общества в Кесвике и с каким негодованием они говорили о джентльмене, который предпринял столь благоразумные и решительные меры, дабы вывести самозванца на чистую воду. Правда же заключается в том, что добрые люди Озерного края столь же мало слышали, и имеют столь же малое представление о существовании в мире подобных злодеев, как, например, о тирании Тиберия.