Мелвин Брэгг - Дева Баттермира

Драматичность его повествования сблизила их, завязалась оживленная беседа. Трогательность и невинность их чувств взволновала Хоупа до глубины души. Он искренне завидовал этому джентльмену, из морщинистого старца внезапно превратившемуся в юношу. Он и его спутница обменивались такими знаками страстной любви, не заметить которые было просто невозможно. Полковник поймал взгляд Мэри, и ему на ум вдруг пришел вопрос: неужто она думает сейчас о том же самом, что и он?

— Через час будет подан обед, покорнейше прошу принять мое приглашение, — предложил Джордж и обратился к миссис Робинсон, которая недавно вошла в комнату и все это время стояла в дверном проеме, внимательно вслушиваясь в рассказ юноши. Теперь же она с готовностью сделала шаг вперед, возвращаясь к обязанностям гостеприимной хозяйки. — Пожалуйста, позвольте похитить вашу дочь на сегодняшний вечер, чтобы она могла составить нам компанию. Ее помощь трудно переоценить.

Принесли канделябры, и, высунув от усердия язык, Энни внесла в столовую большое блюдо. Мэри нашла тигровые лилии, а Хоупу вручили подарок от мистера Робинсона — шесть бутылок отличного кларета, две из которых были куплены еще сегодня вечером. И хотя погода стояла вполне теплая, в камине разожгли огонь, который оживлял атмосферу вечера и придавал столовой веселый вид. И когда все четверо снова собрались за столом, маленькая комнатка в «Рыбке», как заявил Хоуп, придя в самое приятное расположение духа, могла бы «сделать честь самой лучшей гостинице, хоть всю страну пройди вдоль и поперек».

Сбросив личину старца, Джордж немедленно переоделся во вполне пристойное платье торговца, две-три дополняющие костюм детали свидетельствовали о его вкусе и хорошем происхождении. Кэтрин, при свете свечей уже не казавшаяся такой худенькой, была одета в голубое платье, которое делало ее еще более юной. Хоуп поменял шейный платок и надел свой лучший черный сюртук превосходного покроя. Но именно яркая красота Мэри заставила присутствующих восхищенно затаить дыхание. Она надела простое платье из грубого домотканого полотна, однако же отороченное белыми кружевами великолепной работы. Длинные распущенные волосы струились по плечам и спине, точно каскады темной воды, мягко переливаясь в мерцающем свете свечей, ее лицо светилось безмятежностью и счастьем, которое тронуло всех до глубины души.

Главным блюдом торжественного обеда стал голец, пойманный Хоупом утром, и полковник был горд тем, с каким уважением отнеслись к его труду, ведь поймать эту прекрасную, изысканно-вкусную рыбу оказалось не так-то легко. Кроме того, были поданы телячьи котлеты, капуста, горох и картошка, петрушка и сливочное масло, овсяные лепешки, чашки засахаренного крыжовника с густыми взбитыми сливками и различного вида сыры в качестве закуски к кларету.

Разговор шел общий. Мужчины не пожелали, чтобы дамы оставили их наедине друг с другом. И хотя обеих дам не слишком интересовали все эти «мужские» темы, вроде политики, войны, а также экономики страны, которой в особенности досталось от Джона Августа, однако же и они на равных принимали участие в беседе. Мэри заметила, с какой поспешностью Кэтрин оспорила обобщения Джорджа, сославшись на то, что все его рассуждения исходят лишь из частной ситуации. В свою очередь сама Мэри не слишком внимательно следила за словами Хоупа. Джордж не боялся выказать республиканские взгляды относительно чего бы то ни было, и Хоуп невольно пытался соперничать с ним.

И через некоторое время, по мере того как вечерняя беседа шла своим чередом, поднялась луна, вино стало подходить к концу, принесли новые свечи, подложили еще поленья в огонь, тени подрагивали на стенах. Мэри стало казаться, будто она для Хоупа значит ничуть не меньше, нежели Кэтрин для Джорджа. Человек, называвший себя Джоном, все дольше и дольше задерживал свой взгляд на ней, и взгляд его с каждым разом становился все более уверенным, и она сама больше не отводила взор и даже осмеливалась открыто смотреть на него.

— Вы утверждаете, будто у нас никаких свобод, — ответил Хоуп на достаточно красноречивое заявление Джорджа, — но я даже и помыслить не могу о тех временах, когда бы мы в большей степени, нежели теперь, могли воспользоваться именно такой свободой, какой бы желали для себя. Существуют люди, которые заключены в тюрьмы уже более десяти лет, и вот они-то вправе требовать себе свободу; люди, пустившиеся воевать за море; люди, отправившиеся продолжать борьбу в Европу, — на них открыта настоящая охота, их арестовывают и бросают в тюрьмы, но их идеи услышаны. И когда великий и радикальный Чарлз Джеймс Фокс [33] Чарлз Джеймс Фокс (1749–1806) — лидер радикального крыла вигов, партии торговой и финансовой буржуазии (с середины XIX в. — Либеральная партия). Фокс, неоднократно входивший в правительство Великобритании, осуждал войны против североамериканских провинций и революционной Франции. Провел через парламент запрет на торговлю рабами. станет премьер-министром этой страны, чего я жду с огромным нетерпением, все они наконец обретут свободу, а вместе с ними и их идеи.

Однако Джордж Шелборн совсем не был уверен, стоит ли ему пить за вигов, которые, как он не без основания указал, прислуживают Наполеону. И все же, из чистой вежливости пробормотав невнятное согласие, он отхлебнул из бокала. Всю оставшуюся часть тщательно продуманной речи Хоуп обратил к Мэри, во взгляде которой некоторая настороженность смешивалась с мечтательностью.

— Свобода — это главное для любого свободного и истинного существа, — изрек он. — Мы должны прожить свои земные жизни в повиновении Господу нашему, но также в служении тем великим возможностям, которые Он нам дарует. Нельзя сковывать себя предрассудками, связанными с социальным положением, богатством или образованием, все это — устои, созданные людьми. Но надо неустанно стремиться совершенствовать себя и добиваться чего-то в жизни, ибо именно в этом слава Его и величие, и сердца наши чувствуют это. Прожив долгую жизнь, много раз спасаясь от смерти, пережив множество драм, которые едва не стали трагедиями, одно лишь могу сказать с полной уверенностью: главное для меня теперь — это свобода выбора. Впрочем, как и вся моя жизнь в целом, которую Господь даровал мне. И я хочу прожить ее согласно моим собственным воззрениям, Мэри, и коль на то будет воля Божья, делать то, что более всего желал бы в этой жизни, до самой смерти моей.

Страстность, с какой сия речь была произнесена, окончательно покорила слушателей. Джордж повернулся к Кэтрин, поцеловал ее руки и, казалось, готов был не спускать с нее взгляда весь остаток вечера, если не всю оставшуюся жизнь. Мэри слегка склонила голову, и Хоуп отвернулся от нее, мелкими глотками потягивая кларет, больше ничего он сделать не мог.