Мелвин Брэгг - Дева Баттермира

Хоуп порвал письмо. Ньютон никогда не отпустит его. Неужели это единственный образ жизни, который доступен ему? Неужели он вынужден действовать только таким образом?.. Он рассеянно прожевал обильный и чересчур жирный обед, выпил пива больше, чем следовало, и принял немного опия, запив его бренди, разбавленным водой. Почти тотчас же погрузившись в сон, Хоуп почувствовал, как его истерзанным разумом вновь безраздельно овладевают ночные кошмары, более всего похожие на окровавленные женские рты.

Он поднялся с постели в пять часов и решил отправиться в Грасмир этим же вечером.

— Я возьму свою коляску, мистер Вуд, — объявил он, — но если бы я мог оставить здесь свое столовое серебро и белье, я был бы весьма вам признателен. Поскольку я непременно намерен вернуться в «Голову королевы». Но я возьму с собой свой несессер и конечно же мою одежду, если пришлете…

Беседа велась в небольшом зале, который служил общей гостиной для всех постояльцев. И Хоуп намеренно говорил громко, дабы как можно больше любопытных ушей могли услышать его весьма приватный разговор с хозяином гостиницы. Приняв подобное решение, он и в самом деле воспрял духом. Хоуп словно чувствовал дыхание свежего воздуха, овевавшего его на перевале Хауз-Пойнт. Комедия, которую он разыграл, была призвана лишний раз подчеркнуть важность его собственной персоны. Джордж Вуд в должной мере оценил подобное доверие.

— Нам так жаль, сэр, уж так жаль… Кристина!., живо наверх, в комнату джентльмена!., но конечно же… где Дэн? Отправляйся в загон и оторви его от этих лошадей… куплены на ярмарке в Ростли, сэр, и ужасно дикие… счет? Нет… и слышать ничего не желаю, сэр… вот когда совсем соберетесь нас покинуть, мы только надеемся, что это еще не скоро случится… вот тогда и потолкуем по поводу счета.

Он держал себя так, как в его представлении хозяева гостиниц в больших городах ведут себя со своими высокородными гостями. Он тщательно осматривал лошадиную сбрую, спускаемые вниз несессер, обувь, одежду и бумаги, старательно разложив и заперев у себя столовое серебро, белье и два объемистых сундучка. Стараниями мистера Вуда сборы растянулись невероятно, но вот час отъезда настал. Усердие хозяина гостиницы, с такой помпезностью дирижировавшего своим «оркестром», нельзя было не заметить.

Хоуп отправил за Баркеттом; когда тот явился в сопровождении дочери, он отвел их в тихий уголок двора.

— У меня есть для вас предложение, — сказал он Баркетту и, уже начав говорить, взглянул на этого человека так, будто впервые видел его.

Приземистый, кривоногий, с крепкой фигурой, с узкими глазками, отбивавшими всякую охоту заглядывать в них во второй раз. Не спасало даже вполне доброжелательное выражение лица и белая кожа, что было совсем странно, ввиду его постоянной работы на свежем воздухе. Эту бледность мистер Баркетт передал по наследству и своей дочери, которая имела весьма худощавое и даже отчасти костлявое телосложение. Хоуп сделал вывод, что может доверять этому человеку в той мере, в какой сам Баркетт будет уверен в оплате, прекрасно осознавая при этом, что такая оплата должна быть выражена не только в наличности.

— Вы можете взять с собой вашу дочь, — добавил он.

Он уже успел узнать о тайном сговоре между отцом и дочерью, они явно стремились заманить его в любовную ловушку. При этом нежелание Баркетта выполнять обязанности прислуги было вполне очевидным.

— У меня есть слуга, — продолжал он, — Петере, но его пришлось отправить в Лондон. Я не смею оскорбить вас предложением стать моим слугой, Баркетт, но тем не менее мне бы хотелось воспользоваться услугами хорошего человека, который бы мог вести коляску до самого Грасмира, порыбачить со мной несколько дней и был бы готов исполнить кое-какие мои поручения… около недели, насколько я полагаю. Уверен, что у нас не возникнет разногласий по поводу оплаты.

Баркетт чувствовал, что наступил его час. Он уже получил от Хоупа некоторую сумму за совместную рыбалку, однако же не считал ее вполне достаточной. Зато общество полковника обеспечивало ему известную значительность. Конечно, у него имелась своя постоянная работа, но в его отсутствие с нею мог справиться и сын. Что касается Сильвии, то на единственную дочь у него были свои планы. Могло статься, между нею и высокородным дворянином завяжутся романтические отношения. Случись такое, он хотел оказаться рядом и видеть развитие событий собственными глазами, независимо от того, закончится ли это счастливо или же все их прожекты потерпят крах. Он высказал несколько собственных требований и согласился.

Так что через пару часов Баркетт уже правил коляской, запряженной четверкой, которая с трудом преодолевала крутой подъем к вершине Данмейл-Рейз. Хоуп и Сильвия шли следом, стараясь сберечь силы лошадей, однако, как отметил для себя Баркетт, двое пассажиров — не такой уж непосильный груз для четверки ездовых. Казалось, гроза омыла холмы и само небо, и свежесть дня, перевалившего за вторую половину, была особенно привлекательна. Энергично шагая следом за коляской, джентльмен нередко брал девушку за руку, а иногда, на особо трудных участках, даже помогал ей, придерживая ее за талию. Сильвия принимала его помощь с такой готовностью, какую человек, менее тщеславный, нежели Джон Август, посчитал бы весьма подозрительной.

Они остановились рядом с отдыхавшими лошадьми и взглянули вниз, на долину, где располагался Грасмир. Пред ними расстилался пейзаж, описанный великими поэтами и названный ими истинным раем. Художники изображали его в своих картинах как драгоценный камень в оправе девственной природы. Маленькое овальной формы озерцо, кольцом зажатое со всех сторон невысокими горами, казалось грезой наяву.

— Она похожа на миску, на дне которой осталась ложка супа, — заметил Хоуп.

И они направились вниз, к деревне.

Хоуп один сел в коляску. Сильвии же предстояло идти пешком, однако Баркетт оправдывал Хоупа тем, что тот, проявив истинное благородство, дал возможность юной простолюдинке хотя бы ненадолго поменять обстановку.

Хотя гостиница «Лебедь» была лишена той простоты, которой обладала «Голова королевы», не прошло и минуты, как слуги, конюхи и горничные уже суетились вокруг. Они так и старались хоть одним глазком взглянуть на «благородного члена парламента», «младшего брата самого графа», который так внезапно и неожиданно решил остановиться у них в этот поздний час. К тому же важный господин — «еще и полковник» — потребовал всего самого лучшего, как для себя, так и для своего («временный из Кесвика») слуги и его («бледновато выглядит») дочери.

Мистер и миссис Крамп, которые до сего момента безмятежно царили в «Лебеде» благодаря своему социальному превосходству, быстро перешли из состояния легкого раздражения к искренней радости, когда суетящиеся слуги принялись передавать им все подробности о происхождении нового гостя, о его одежде, речах и манерах. Миссис Крамп тут же попыталась поскорее повстречаться с вновь прибывшим джентльменом. Сначала она робко пробралась в гостиную, затем таким же путем прошлась до конюшен, и уж затем отправилась прогуляться по дороге, ведущей к деревне и озеру. Лучшего способа побыстрее встретиться с господином ей в голову не пришло, однако, потерпев фиаско, она вынуждена была умерить свое нетерпение до утра.