Мелвин Брэгг - Дева Баттермира

Перед тем как окунуться в нее, Мэри несколько секунд пристально всматривалась в зеркальную поверхность воды, ловя в ней свое незамутненное отражение. Сейчас, обнажившись, наедине с собой, она видела, что и в самом деле хорошо сложена. Выросшая на простой деревенской пище, она к тому же много работала на ферме и вдосталь бродила по окрестным холмам. И потому, наверное, ее тело, гибкое и юное, обладало не только немалой выносливостью, но и чувственностью, о которой, однако ж, знала лишь сама Мэри.

Затем она медленно опустилась, с удовольствием ощущая, как миллионы крохотных холодных иголочек впиваются в кожу, бодря и оживляя. От ласкового прикосновения родниковой воды мурашки побежали по телу. Ей нравилось само это ощущение, в такие моменты она воспринимала собственное тело как нечто сказочно прекрасное, готовое дарить ей несказанные наслаждения. Пара гребков — и Мэри оказалась на самой середине водоема, давая возможность прохладной воде окутать ее со всех сторон. Затем она легла на спину лицом к чистому синему небу. Она неторопливо распустила необычайно длинную косу, короной уложенную вокруг головы, и густые волосы поплыли по воде. Они лениво колыхались, будто водоросли, медленно покачивающиеся в струях океанского течения. Распускаясь все больше, они образовывали полукруг, светлый, точно солнечные лучи, похожий на нимб святых. И в переливах мокрых волос, на которые солнце отбрасывало яркие блики, ее лицо стало казаться совсем маленьким и в особенности беззащитным. А бледная кожа и вовсе приобрела мраморный оттенок.

Мэри лишь слегка двигала руками и ногами, стремясь удержаться на плаву, в то время как взор ее был обращен к жаркому чистому небу над головой.

В такие моменты ни о чем не думалось. Она словно бы растворялась в воде.

Ей немало доводилось читать об отшельниках и святых, которые жили в этих краях в стародавние времена. И когда она принялась посещать это уединенное место, ей стало казаться, что она хорошо понимает, какие чувства они испытывали, посвящая все помыслы молитве. В особенности ее поразил святой Кутберт, которого до сей поры так чтили все местные жители. Уйдя от мирской суеты, этот непорочный человек предпочел остаться в полном одиночестве на крохотном островке. Лишь птицы и тюлени нарушали его уединение, а постелью ему служил гроб, из которого, как она помнила, видно было лишь небо. Из ее пещерки с бассейном вид открывался куда более пространный, но Мэри всегда хотелось достигнуть того состояния духовного подъема, которое отличает святых. И она всеми силами стремилась достичь этого. Неподвижно лежа в холодной воде, которая сама по себе защищала ее от внешнего мира и сковывала тело, Мэри иногда достигала состояния невиданного умиротворения, и тогда ей мнилось, будто и она, точно святые отшельники, способна на молитвенный экстаз. Однако все эти безгрешные люди, с детства служившие ей примером, все же оставались недосягаемы. Мэри хорошо понимала, что не способна пойти по их стопам и посвятить свою жизнь молитве. И тогда она, стряхивая с себя наваждение, переворачивалась лицом вниз, и холодная вода освежала ее, избавляя от оцепенения. Затем она снова поворачивалась на спину и смотрела на небо.

Ей вовсе не хотелось думать, будто она какая-то особенная. Она и мысли о том не допускала. Но уже одно то, что в свои годы она оставалась не замужем — это при ее-то красоте, — и в самом деле казалось удивительным. Все ее сверстницы уж давно сыграли свадьбы, а иные и в девичестве не слишком стремились сохранять целомудрие. Уж такие нравы водились в долине — грубые и низменные. Всякий раз, глядя на собственное тело, Мэри хорошо понимала, что это прекрасное сложение дано ей свыше не столько для работы на ферме, сколько для вынашивания ребенка. Да и чувственность, развившаяся с годами, подсказывала ей, что случись ей последовать примеру других девушек, ведших не самый строгий образ жизни, то и она бы могла украдкой предаваться плотским утехам. Ее подружки уж не раз намекали ей на это, всякий раз словно похваляясь перед ней. Однако шутки их были низки и вульгарны, и лишь усилием воли она заставляла себя смеяться вместе с ними, притворяясь, будто их слова и впрямь что-то значат для нее.

Она и понять-то их не могла.

Ей много раз повторяли, будто она вовсе не такая, как другие. Еще будучи девочкой двенадцати лет, ей приходилось слышать постоянные пересуды за своей спиной, и все же с чистосердечностью наивного ребенка она по-прежнему водила дружбу со своими сверстниками. Частенько Мэри первая затевала веселую игру. Повзрослев, она даже принимала участие в тех играх, что уж никак нельзя было назвать невинными. Да и какая же тут невинность, коль девушки играют в прятки с парнями. Одни укрываются в скирдах да на сеновалах, а другие их отыскивают, разгребая сено жадными руками и норовя ухватить визжащую жертву да покрепче прижать к груди. А те, что прячутся, и сами рады выдать себя малейшим движением, а после с озорными криками кидаются в разные стороны, да только стремглав убегать не торопятся — дают парням себя поймать и сорвать заветный поцелуй.

Мэри и самой нравились такие забавы. Она упивалась запахом свежескошенного сена, колким прикосновением стеблей к телу, любила съезжать по крутому склону омета, ощущать пылкие объятия крепких мужских рук. Богатство переживаний пьянило ее, разгоняло кровь, в этой простой игре крылись настоящие хитросплетения взаимных желаний и страстей. И все же, то ли повинуясь собственному инстинкту, то ли голосу свыше, Мэри никогда не позволяла себе заходить дальше этой шумной возни. Даже сама атмосфера всеобщей греховности не могла заставить ее отступить от собственных принципов. Ей нравилось оставаться неуловимой, и всякий раз она находила возможность скрыться, убежать или же просто отговориться некой важной причиной. И это только сильней распаляло всеобщее любопытство. Она обманывала надежды даже того, кого, как ей казалось, она все это время любила. При каждой встрече она остужала его пыл одним лишь строгим взглядом. Сейчас, вспоминая свое легкомысленное поведение, она испытывала жгучий стыд, пылающий точно неугасимые угольки, с которых ветром сдуло серый пепел забвения. В такие минуты щеки ее начинали рдеть, а настроение портилось до конца дня.

Но сейчас внешний мир как будто перестал существовать. Только камень, вода, ясная голубизна чистого неба и она — такая крохотная и беззащитная под этим исполинским небосводом. Тело все больше цепенело в объятьях холодной воды, и уже не думалось ни о чем, и сознание ее сосредоточилось лишь на крохотном островке собственного существования. Солнечные блики, падая на лицо, ласкали кожу, и все же они казались далекими, словно пришедшими из иного мира, в то время как тишина оберегала желанное уединение. Стараясь и вовсе не двигаться, Мэри закрыла глаза, наблюдая за алыми круговоротами крови в веках, пронизанных жаркими лучами. Точно большая птица, она парила, как ястреб, чайка или орел, которые, найдя высшую точку воздушного потока, начинают скользить по нему, подхватываемые ветром. И стороннему путнику кажется, будто ни одно движение не нарушает их покоя, а сами они — лишь крохотные картинки, написанные умелой рукой мастера на полотне небес.