Идрис Базоркин - Из тьмы веков

Когда через мгновение он оглянулся, за ним с клинком в опущенной руке, с сосредоточенным взглядом скакал Калой. Байсагуров улыбнулся ему… А дальше — Бийсархо… и вся сотня…

Против бесконечно длинных колонн пехотной дивизии, против организованных, дисциплинированных солдат атака этой горстки всадников даже противнику первоначально показалась опереточной шуткой.

Но вслед за четвертой сотней из леса на немцев пошел весь полк. Тысяча клинков сверкнула в воздухе. Лавой неслись бешеные кони.

Вот прильнул к гриве князь Химчиев, окруженный своими всадниками.

Вот, стоя на стременах и вращая саблей, скачет бесстрашный Бек рядом с веселым князем Татарханом.

Уже слышны немецкие команды… Гремят первые залпы… Запрокинулись первые всадники на полпути…

Но, видно, и враг упустил считанные секунды, которые при атаке конницы терять — равносильно самоубийству. Кавалерия ворвалась в его боевые порядки и начала свою опустошительную работу…

Крики, проклятия, душераздирающие стоны, стрельба и бесконечное «вуррооо!» слились в единый гул боя.

Весь полк уже рубился.

Но к немцам, попавшим под удар, бежали роты и батальоны соседних полков. Они обходили конницу справа и слева, останавливаясь и стреляя. Над ингушами нависла угроза…

Полки «дикой дивизии», стоявшие в лесу, видели все. Но команды не было.

— Чего же мы ждем? — крикнул, кто-то в рядах чеченцев. — Дать, чтобы их истребили?.. — И, выхватив саблю, человек вынесся из леса. За ним пошел весь полк. Новая лава всадников в золотистых башлыках ударила на врага.

По авангарду отступавшей «Железной дивизии», который пытался вернуться через мост к своим, прямой наводкой обрушили огонь батареи донских казаков, вставших на открытую позицию.

Земляные смерчи опустошали колонны противника. Дым и пыль заволокли небо. Боевые порядки немцев расстроились, командиры потеряли управление. И все же рассеянные пехотинцы вновь сбегались в группы и продолжали сопротивляться. К полю боя подошла конница Татарского и Дагестанского полков.

— Ярассуллах! [168] Ярассуллах! — возглас, употребляемый мусульманами во время атаки. — загремело над долиной, в которую кровавым потоком хлынули красные башлыки.

Еще несколько мгновений — и исход боя был решен.

Немцы, бросая винтовки, с поднятыми руками стали разбегаться в разные стороны, уходя из-под ударов озверевших всадников.

Байсагуров осадил коня. Вокруг убитые, раненые, перевернутые подводы обоза, искалеченные лошади… Но кое-где еще шел бой.

Вдруг он увидел рядом Калоя.

— Ура! Победа! — радостно закричал он, стоя на стременах с поднятым клинком. И в этот момент ощутил тупой удар в колено… Правая нога подломилась. Он упал в седло…

Калой увидел выстрелившего в Байсагурова немца. Тот с колена целился теперь в него. Конь Калоя сделал прыжок… Почти одновременно раздался выстрел… Пуля обожгла Калою ухо…

Немец вскочил, но лишь для того, чтобы упасть на свою скатившуюся в траву голову.

— Ты ранен! — крикнул Калой Байсагурову, который со странной сосредоточенностью вынул ногу из стремени и руками вложил ее обратно. — Выходи из боя!

Но ротмистр с искаженным злобой лицом поскакал прямо к сопротивлявшейся еще вражеской роте.

«…умирая — убивай!..» — проносилось в его воспаленной голове. На полном карьере конь его ворвался в гущу немецких солдат, и Байсагуров начал бешеную рубку. Он валил всех, кого мог нагнать и достать клинок. Калой не отставал.

Неприятель рассеялся. Всадники догоняли одиночек…

Вот шашка Солтагири повисла на темляке. Он зашатался и стал падать. Калой подхватил его и вынес с поля боя.

Подскакал весь окровавленный Бийсархо.

— Что с тобой? — закричал он командиру.

— Прими сотню! — ответил Байсагуров. Его положили на носилки.

— Убит Бек… Химчиев ранен… — словно издалека донесся до него голос Соси.

Санитарная двуколка карьером помчалась к лесу, откуда Солтагири, полон самых смелых надежд, только что кинулся в бой.

Калой скакал рядом.

У опушки уже стояли палатки. В беспорядке лежали раненые, которых тут же перевязывали санитары.

— Говур канти я! [169] Говур канти я! — непереводимое, что-то вроде «Эх вы, молодцы!» (инг.). — снова блеснув глазами, крикнул раненый Байсагуров.

— Держись сам! Не подкачай! — ответили ему измазанные грязью и кровью, еще не остывшие от боя люди.

Байсагурова внесли в палатку. Седобородый фельдшер ловко наложил выше правого колена тугой жгут.

— Это сами должны были сделать, вашесокородие! — с досадой сказал он. — Ишь, как с лица сошли! Кровушки-то выхлестало!..

— Что там? — приподнявшись, спросил Байсагуров.

— Дум-дум [170] Дум-дум — разрывная пуля . Прямо в коленку… Отвоевались!.. Ну да не беда! Лишь бы жизнь!.. Доктур сейчас… Его не хватает… — Он вышел. Рядом с Байсагуровым присел на корточки Калой.

— Что он сказал? — спросил Калой командира.

— Сказал, все будет хорошо… — ответил тот.

Перед его глазами встал залитый солнцем владикавказский перрон, звон… Он на костылях сходит со ступенек вагона… Навстречу с ярким букетом роз бежит Вика… Он обнимает ее, забыв о костылях… А потом беспомощно прыгает на одной ноге, а она со слезами на глазах поднимает его палки.

Вспомнил далекий день их расставания и ее голос: «Я буду ждать тебя…» По лицу Байсагурова прошла судорога. Он резким движением заставил себя сесть. Достал из кармана бумажник.

— Слушай… — обратился он к Калою. — Все может случиться. Если я умру, это письмо перешлешь по адресу! Сам! Карточку отдашь моей матери… Деньги… От меня твоему сыну… Молчи, молчи… — Около палатки послышались голоса. — Скажи, чтоб не входили!..

Калой выглянул и передал просьбу Байсагурова. Всадники и офицеры переглянулись, отошли.

— Флягу!

Калой отстегнул с пояса командира флягу со спиртом. Байсагуров сделал несколько глотков.

— Трубку!

Калой набил ему трубку. Зажег. Байсагуров торопливо, жадно затянулся.

— Ну, и здорово мы их! Теперь наш полк — без сучка и задоринки!.. А все-таки поскакал за мной, а?! Я знал. Не такие, как ты, бросают друзей!.. И Бек поскакал… Если б я остался жить… ты стал бы моим побратимом?.. — Байсагуров закрыл глаза.

— Да, — от всего сердца ответил Калой.

— Спасибо… Покарауль там… Чтоб не входили… Хочу отдохнуть.

Калой вышел. Собравшиеся окружили его. Он пожал плечами.

— Приказал покараулить, чтоб никто не входил…

В палатке было тихо.

Через несколько минут прискакал Бийсархо. Узнав, что Байсагуров здесь, он кинулся к нему. Но у входа стоял Калой.

— Солтагири! Солтагири! — крикнул корнет. Никто не ответил. Тогда он сорвал палатку…