Конн Иггульден - Гибель царей

— Прости меня… Я только хотел взять его на время. Я его так наточу, что не останется никаких отметин.

Тубрук снова посмотрел на лезвие.

— Ты что, намеренно испортил его? Это теперь не заточишь. Клинок надо заново перековывать, а еще лучше выбросить его в лом. Я пронес этот меч через сотни боев на арене и через три войны, и его за один час изуродовал безмозглый мальчишка, привыкший брать то, что принадлежит другим людям. Клянусь, на этот раз ты зашел слишком далеко…

Не в силах продолжать, Тубрук рассерженно бросил меч на землю, отпустил хнычущего мальчика и быстро вышел из конюшни, оставив Октавиана.

Мальчик подобрал меч и провел пальцем по лезвию, смятому и зазубренному в нескольких местах. Октавиан подумал, что если найти хороший точильный камень и сбежать из поместья на несколько часов, то можно все исправить, вернуться и вручить клинок Тубруку, который к тому времени успокоится. Ему представилось, как удивится старый гладиатор, увидев отточенный заново гладий.

— А я думал, что это невозможно!.. — воскликнет Тубрук, поразившись. А Октавиан ничего не скажет: он будет смиренно стоять, пока управляющий не потреплет его по голове… и они забудут о том, что случилось.

Мечтания были прерваны возвращением Тубрука, который вошел с толстым кожаным ремнем в руке.

Октавиан в страхе выронил меч.

— Нет!.. Я же попросил прощения! Обещаю, что исправлю лезвие! — вопил мальчишка, но Тубрук, храня зловещее молчание, тащил его из конюшни на солнечный свет.

Пока он волок Октавиана через весь двор к воротам, мальчик отчаянно вырывался, но поделать с взрослым человеком, конечно же, ничего не смог.

Закряхтев от натуги, Тубрук отворил тяжелые ворота рукой, в которой держал ремень.

— Мне давно следовало так поступить. Вот дорога в город. Предлагаю тебе уйти и надеюсь, что мы никогда больше не увидимся. Если желаешь остаться, то я тебя выпорю, чтобы ты знал, чего нельзя делать. Что скажешь? Уходишь или остаешься?

— Я не хочу уходить, Тубрук, — заплакал мальчик, всхлипывая от ужаса и смущения.

Управляющий не обращал внимания на его рыдания и только крепче сжимал губы.

— Что ж, хорошо! — грозно проговорил он, нагнулся, задрал тунику Октавиана и ударил ремнем по заду так сильно, что эхо прокатилось по всему двору.

Мальчишка пронзительно завизжал и задергался как безумный, но старый гладиатор с каменным лицом снова занес руку над головой.

— Тубрук! Прекрати!.. — раздался голос Корнелии.

Она вышла во двор узнать, откуда доносятся малоприятные звуки, и сейчас с гневом смотрела на Октавиана и своего управляющего.

Мальчик воспользовался моментом, вырвался из пальцев Тубрука и опрометью бросился к хозяйке, обхватил ее руками и спрятал голову в складках одежды.

— Ты что делаешь с мальчиком, Тубрук? — резко произнесла Корнелия.

Ничего не ответив, управляющий шагнул к ней, чтобы оторвать провинившегося от Корнелии. Спиной почувствовав угрозу, Октавиан скользнул за спину защитницы.

Чтобы удержать Тубрука на расстоянии, женщина обеими руками изо всех сил толкнула его в грудь, и управляющий, тяжело дыша, отступил на шаг.

— Прекрати сейчас же! Ты что, не видишь, как он напуган? — крикнула Корнелия.

Глядя ей прямо в глаза, Тубрук медленно покачал головой.

— Если ты сейчас спрячешь его за своей спиной, это только повредит мальчику. Он должен понести наказание, чтобы вспомнить о нем, когда вздумает еще что-нибудь стащить.

Корнелия наклонилась к Октавиану и взяла его ладони в свои.

— Что ты взял на этот раз? — спросила она.

— Я только одолжил у него меч… Я хотел положить его на место, но он затупился, и я не успел наточить лезвие, потому что пришел Тубрук… — снова зарыдал Октавиан, краешком глаза посматривая на управляющего и опасаясь, что тот его снова схватит.

Корнелия покачала головой.

— Ты повредил его меч? Да, Октавиан… Это слишком. Я вынуждена передать тебя Тубруку. Мне очень жаль.

Октавиан кричал, когда она оторвала его пальцы от своей столы. Старый гладиатор снова задрал ему тунику. Поджав губы, Корнелия наблюдала, как управляющий нанес еще четыре полновесных удара, потом отпустил мальчишку, и тот убежал в спасительную темноту конюшни.

— Ты до смерти напугал его, — заметила Корнелия, взглядом провожая Октавиана.

— Возможно, но это было необходимо. Он не должен прикасаться к вещам, которые Юлий и Брут не смели трогать, когда были мальчишками. Октавиан половину времени проводит в мечтаниях, и ему не повредит хорошая порка. Может быть, в следующий раз, когда этому сорванцу вздумается что-нибудь стащить, это остудит его пыл.

— Меч окончательно испорчен? — поинтересовалась Корнелия, робевшая перед человеком, который знал Цезаря мальчиком — таким, как Октавиан.

Тубрук пожал плечами.

— Вероятно. Но мальчишка еще нет, потому что не выбрал дорогу в город. Пусть отсидится в конюшне. Наплачется и к ужину придет как ни в чем не бывало, или я его плохо знаю.

Октавиан не появился к вечерней трапезе, и, когда стемнело, Клодия понесла ему чашку с едой. На конюшне она его не нашла: поиски мальчика по всему поместью результата тоже не принесли. Он исчез вместе с мечом.

— Ты слишком уродлив, чтобы стать приличным мечником, — весело приговаривал Брут, легко скользя вокруг рассерженного легионера.

Когда смеркалось, воины собирались в центре лагеря, чтобы посмотреть учебные бои, которые устраивал Марк уже четвертый день подряд.

— Тебе не хватает умения, это точно, но быть красивым тоже важно, — продолжал Брут доверительным тоном, подшучивая над соперником.

Тот развернулся лицом к противнику, от раздражения слишком сильно сжимая рукоять учебного меча. Деревянное оружие не являлось смертоносным, но даже им можно было сломать палец или выбить глаз. Толстый клинок изготовляли полым по всей длине, а затем заполняли свинцом, чтобы учебный меч был тяжелее обычного гладия. Когда легионеры брали в руки настоящие клинки, те казались им необыкновенно легкими.

Не сходя с места, Брут сделал движение корпусом, пропустив меч противника в нескольких дюймах от своего тела. Он начал устраивать схватки на шестой день похода, когда понял, что устает не до такой степени, как ожидал. Они быстро стали главной темой разговоров для скучающих солдат, которых Брут поддел хвастливым утверждением о том, что среди них не найдется равный ему по силе и умению боец. Марк мог сражаться с тремя-четырьмя противниками подряд, и после второго вечера в лагере даже прекратились азартные игры — все деньги ставились на Брута или против него. Если бы он продолжал побеждать, то к концу похода мог заработать небольшое состояние.

— Видишь ли, люди любят красивых героев, — объяснял Брут, с легкостью отражая неожиданную атаку противника. — И не то чтобы с носом у тебя было что-то не в порядке или с губами…