Лидия Чарская - Паж цесаревны

— Да! Да! Все это он сделает из любви к вам, принцесса.

— Он любит меня, этот рыцарь?

— Преданно и глубоко!

— И я не замечала этого?

— Он слишком скромен, Ваше Высочество, чтобы позволить себе выражать свое чувство, когда весь двор только и ждет того момента, когда вы дадите формальное согласие на брак с принцем.

— Значит, ко всем его достоинствам можно прибавить и благородную скромность? О, как он хорош, как рыцарски хорош ваш прекрасный принц! — произнесла Анна Леопольдовна, побежденная вполне пленительным образом неведомого рыцаря. — Но его имя? Его имя, герцог? — взволнованно произнесла она.

За высокой фигурой Бирона ей уже чудился стройный, неясный силуэт неведомого красавца, готового для нее на самую смерть.

— Кто он? Его имя, герцог! — еще раз повторила она дрогнувшим голосом.

— Ваше Высочество, этот рыцарь, предлагающий вам свою жизнь, руку и сердце — мой сын Петр. От его имени умоляю Ваше Высочество быть его женой, — отчеканивая каждое слово, тихо и почтительно произнес Бирон.

Легкий крик вырвался из груди Анны. Она вскочила на ноги, небольшая ее фигура выпрямилась, белокурая головка гордо приподнялась.

— Герцог Бирон! — произнесла она, отделяя каждый слог, в то время как глаза ее загорелись негодованием, презрением и гневом. — Герцог Бирон! Вы не смеете так оскорблять меня. Никогда, слышите ли, никогда принцесса Анна, внучка великого Петра, родная племянница русской императрицы, не снизойдет до того, чтобы быть женою сына бывшего курляндского служителя!

И гордым жестом, исполненным величия, она дала знать Бирону, что он может уйти и оставить ее одну.

Последний машинально повиновался. В первую минуту он был до того ошеломлен необычайной смелостью этой всегда робкой и нерешительной девушки, что не нашелся, что ответить ей. Но теперь, идя от нее по направлению дворца, он весь поддался охватившему его бешенству.

Ему отказали в сватовстве, ему, всесильному герцогу Курляндскому, любимцу императрицы! И кто же? Какая-то Мекленбургская принцесса, о существовании которой никто бы и не слышал, если бы императрица Анна Иоанновна не была бездетной. О, он не простит ей этого! Он отомстит ей за все!

— Я попомню тебе этот отказ; попомню тебе и «курляндского служителя» и «Петрову внучку»! — почти в голос прокричал герцог и бешено топнул ногою.

А принцесса Анна, оставшись одна, горько зарыдала. Все ее недавнее возбуждение разом прошло. Оскорбленное самолюбие, бессильный гнев и полная невозможность отомстить за него — все это разом поднялось в ее душе. К тому же ко всему этому примешивался страх. Принцесса далеко не была героиней, и она понимала, что вражда с таким могущественным сановником, как Бирон, не сулит ей ничего хорошего в будущем.

Слезы струились все сильнее и сильнее по лицу принцессы, а рыдания все больнее и больнее теснили грудь, когда чья-то рука неожиданно легла на ее плечо.

— Это ты, Юлиана? Наконец-то! О, как я несчастна, милая! — вырвалось из груди обиженной девушки. И уверенная, что увидит перед собою свою неизменную подругу, она кинулась к ней на грудь, но тотчас же откинулась назад.

Перед нею стоял принц Антон-Ульрих. Прежнего робкого и жалкого вида не было уже в фигуре принца. Вдали от тысячи насмешливо устремленных на него глаз, среди молчаливых деревьев, на лоне чудной майской ночи, принц чувствовал себя куда свободнее и лучше. К тому же он видел неподдельное горе, несчастье в лице этой молодой девушки, рыдающей на скамье. Он сам, принц Антон, был несчастлив и потому не мог не сочувствовать чужому горю. Он был добр и мягок по природе, и это составляло единственное преимущество его бесцветной, робкой особы.

Забыв все недавние оскорбления, нанесенные ему своенравной принцессой, принц Антон осторожно приблизился, присел подле и, ласково взяв за руку все еще плачущую девушку, произнес ласково и кротко:

— Успокойтесь, Ваше Высочество! Утрите ваши слезы!.. Что делать? Каждому дан свой крест, чтобы терпеть… И я несчастлив, и я желал бы лучшей доли, но не в силах изменить роковой судьбы. Надо смириться…

Его голос дрожал.

В голубых майских сумерках лицо принца показалось значительнее и лучше взглянувшей на него принцессе. Беззаветной преданностью сияли его маленькие глазки, и губы ласково улыбались девушке. Он не казался ни смешным, ни гадким. Перед Анной был такой же несчастный, такая же слепая игрушка судьбы, как и она сама. Ей стало жаль принца. Горе сближает людей. Она его не ненавидела больше. К тому же быстрая, как молния, мысль подсказала ей, что в нем одном ее спасение. Что, если Бирон пойдет сейчас к государыне и будет сватать ей своего любимца, ведь императрица не найдет в себе силы отказать герцогу и… и тогда… Как зло, как жестоко посмеется над нею ее будущий свояк!

Дрожь пробежала по всем членам Анны. Надо было выбирать, выбирать как можно скорее, сейчас. С одной стороны, ют ее впереди ужасное унижение стать женою сына курляндского конюха, который, несмотря на молодые годы, успел прославиться своей чванливостью и жестокостью, с другой стороны, ее решения ждет этот робкий, застенчивый принц, домогающийся ее расположения.

И Анна решилась.

— Ваша светлость, — проговорила она тихим, сочувствующим голосом. — Мы оба несчастливы… Постараемся же улучшить участь друг друга… Ваше участие ко мне тронуло меня. Не скрою: не глубокое чувство толкает меня к вам, а страх козней Бирона. Он сейчас только сватал мне своего сына Петра. Вы, принц, являетесь моим спасителем от этого нового дерзкого выскочки, и я, клянусь, сумею отблагодарить за это спасение вашу светлость и буду вам доброй женой.

Говоря это, Анна Леопольдовна протянула принцу обе руки.

Осчастливленный Антон-Ульрих склонился к ним и горячо поцеловал.

А время не шло, а бежало. Точно на крыльях неслось оно.

Наступило 2 июля, день, назначенный государыней для бракосочетания ее племянницы принцессы. Целые полчища народа запрудили все протяжение от Летнего дворца до Невской першпективы, вплоть до самого Казанского собора, где ждет невесту, окруженный большою свитой, жених. Принц Антон, в вышитом золотом мундире, с кавалерственной лентой через плечо, с лицом, выражающим одно смущение, не знает, как встать, куда повернуться. Сотни любопытных глаз обращены на него. И несчастный принц не знает, куда деть собственные глаза, чтобы не встречаться со всеми этими взглядами, выражающими плохо скрытую насмешливость, — как ему, по крайней мере, кажется.

«Ох, скорее бы привезли невесту! Скорее бы кончилось все это и оставили бы меня в покое!» — думает бедненький принц.

Судьба, точно подслушав это скромное желание, смилостивилась над ним. Волны народного потока, наводнявшего собою улицы, заколыхались, зашумели.