Сергей Кравченко - ТАЙНЫЙ СОВЕТНИК

Приходит военный месяц март, силы Смерти и Жизни уравновешиваются, земля восстает ото сна, и с нею воскресает бывший младенец Иисус, — тридцатилетний бродяга, распятый на кресте за призыв к смене государственного строя.

А Купала все еще рядом, она теряет силы, но не сдается. Возвращаются из походов телеги с ранеными воинами, убитые наполняют землю, с летней засухой приходит чума, вспыхивают пожары. И только в конце июня, когда Свет поглощает Время, силы Купалы сжимаются, и даже слабый, смертный человек может удержать ее в руках, разорвать, утопить, сжечь.

Сейчас как раз такие дни.

Единственным человеком, с которым Федор успел обсудить предстоящую поездку, был Заливной. Федя как вышел от Грозного, так и зацепился за Прохора. Не к Сильвестру же идти за наставлением в язычестве? Прохор организовал отъезд за пару утренних часов 21 июня, собрал дорожный припас, привел спокойного и не очень дорогого конька, ускакал к гончарам за «ярлыком» — тайной языческой весточкой, которую вполне можно было добыть за скромные деньги. Она ни к чему не обязывала, просто говорила, что податель сего известен московским братьям, лобызаться с ним не обязательно, но терпеть можно.

Прохор вернулся, привез ярлык — выдавленый на глиняном кружке солнечный круг, перечеркнутый молнией Перуна.

«Интересно, сколько таких «символов веры» гончары печатают?», — думал Федя, пряча ярлык.

Прохор доложил, что язычники в окрестностях Бела Озера есть, живут лесными поселениями. Путь к ним спрашивать не стоит, все равно никто не скажет.

— Ищи лошадиные черепа на шестах. Увидишь любого человека под черепом, покажи ярлык, попроси приюта, и все. Дальше промышляй с Божьей помощью. — Прошка впервые со времени знакомства перекрестился широко и искренне. — А крест лучше дома оставь.

Можно было ехать, но Сильвестра стоило известить, слишком уж страшной казалась минувшая ночь, двусмысленным было присутствие Смирного в спальне больного царя. Сильвестр благословил Федора в дальний путь — до Белозерского монастыря считалось два дня езды налегке, а Федор именно налегке отправлялся. Явный смысл его поездки — передача милостыни за упокой души младенца Дмитрия — был невинен и хорошо объясним состоянием царя. Сильвестр поверил. От себя передал игумену благословение, несколько золотых монет, посетовал, что не может сам отправиться в святое место. И еще сказал, что помнит о книжном деле, испросит царского благословения, как только государь поправится. На том и расстались.

До Кириллова монастыря два сорока верст. Смирной гнал коня весь первый день, ночевал в лесу, скакал еще день и, не доезжая Белого Озера, когда в лесной прогалине уже появились золоченые головки с крестами, увидел убогий плетень придорожной избушки. В плетне торчал шест с бледным, выветренным лошадиным черепом.

Солнце склонялось к вершинам елей, в его лучах Федя разглядел у избушки старуху и ребенка. Бабка настороженно уставилась на путника: страшно ей было — за себя и за внука. Федор показал глиняный кружок. Бабка молча махнула рукой в узкую просеку, уходящую в лес.

«Чистая Баба Яга, — усмехнулся Смирной, — только клубка не дала».

Ехал еще с полчаса. В сумерках оказался среди лесной деревни. Два десятка низких избушек под камышом и соломой окружали просторную поляну и стояли к Феде передом – к лесу задом. Тянуло запахами костра, скошенного сена и воды. Где-то рядом ощущалась река или озеро.

Местные поселенцы рассматривали Федора с любопытством и без страха: они были дома. Смирной опять пустил в ход ярлык и предстал перед начальством. Это были три деда, очень похожие на грибы. Федя сказал, что прибыл проездом, его монетка на шнурке поблескивала в разрезе рубахи, и вполне могла сойти за знак Солнца. Старики согласились принять гостя на пару ночей, предложили расслабиться, отдохнуть, «погулять с ребятами в Иванову ночь».

Поселили Федора в обычном шалаше, дали есть-пить, и он заснул под тихое пение и шорох леса.

«Ребята» – близнецы Ярик и Жарик — оказались совсем детьми. Они были одеты в праздничные рубахи нового льняного полотна. Штаны пока имели драные, – чтоб до вечера пробыть. Различались двойняшки легко: у одного за поясом торчал деревянный нож с серповидным кремневым лезвием, другой не выпускал из рук короткое копье с настоящим, хоть и ржавым наконечником.

После нескольких слов знакомства воины Великого Солнца сделали страшные глаза, потащили москвича в шалаш, стали шепотом расписывать ужасы будущей ночи.

— Этот Иван – милый друг нашей Марьи. Знаешь цветок «Иван-да-Марья»? – один лепесток синий, другой желтый?

— Синий – Иван, желтая – Марья...

— Желтый — Иван! Он воин Солнца! – Ярик (с копьем) насупился.

Жарик не стал хвататься за нож:

— ...вот, эти самые и есть. Брат и сестра.

«Брат и сестра – милые друзья? – странно как-то» – подумал Смирной.

Весь смысл игрища – по крайней мере, так его понимали пацаны, – состоял в поисках огромного клада. Ярик задрал руки под крышу шалаша, насколько позволило копье – «вот такого».

«Нет, — заспорил Жарик, — вот такого!» — У Жарика гора сокровищ получилась чуть выше, зато намного уже.

Из дальнейших рассказов выяснилось, что попутно с поисками клада будут решаться другие хозяйственные задачи. Утром, когда утопят Купалу и разведут священные костры — символ победы Великого Солнца над Темной Ночью, все поселенцы должны прыгнуть через них. Высота прыжка – это высота пшеницы, которую прыгун сможет вырастить на своем клине.

— И еще сестра захочет любить брата, а он ее убьет.

— Нет, сначала отлюбит, как следует, а потом убьет!

— Какая сестра? – не выдержал Федор.

— А любая! – ответил Ярик, — синяя.

— А у вас сестры есть?

— Нет, мы еще малые, — сказал Жарик, но задумался.

— Есть у нас Вельяна. Но она не сестра. Она родная сестра.

Взрослая ерунда недолго занимала малолеток, они снова заговорили о сокровищах, потом резко замолчали, некоторое время сдерживались, переглядывались, но потом не выдержали и заговорили наперебой: им точно известно, где в эту ночь зацветет папоротник!

— Откуда знаете?

— В прошлом году в Иванову ночь опять никто не нашел цветка, а мы после игрищ стали искать прямо днем, — шепот Ярика в одно ухо сливался с шепотом Жарика в другое.

— Они – глупые! — не догадались, что вялый цветок не сразу опадает со стебля!

— А мы – умные! — обрыли все места, много дней искали, и вот... – Ярик достал из-за пазухи тряпочку, в тряпочке оказалась березовая кора. Между двумя полосками коры лежал расплющенный цветок бурого цвета.

— Вот!!! – шепот стал совсем зловещим, — это он!

— Он ли? – Федор недоверчиво скривил рот.