Сергей Кравченко - Яйцо птицы Сирин

А есть со мною три богатыря — троица верная. Один богатырь — Камень уральский, другой богатырь — люд сибирский, третий богатырь — воля казачья. Отец, сын и дух святой.

Кроме вопросов, которые Ермак сам себе задавал, и на которые сам же отвечал, еще сидели в нем детские воспоминания о старой казачьей жизни. Времена детства всем нам помнятся светлыми, добрыми, чистыми. Вот Ермаку и казалось, что для светлоты и чистоты только и нужно: делать хорошо, и не делать плохо, установить честной порядок и железной рукавицей его удерживать.

Ермак вполне системно формулировал причины и следствия «справедливой» казачьей жизни. Вот некоторые из них.

Отчего мы ушли в казаки?

От рабства крестьянского, от дури поповской, от неправды судейской.

Куда мы ушли?

На волю вольную, на пустые земли. И земли эти делить не стали, владели ими сообща. Монастырей не плодили, церквей не строили, в Бога верили не казенного, дворцового да церковного, а в своего — Небесного. Молились, венчались и прощались под вербой и под Небом, а не под крышею. Судов не заводили, — судили сами. Царства-боярства не держали, — атаманов всем миром выбирали и провожали. И атаманы — цари-бояре наши — первыми в бой шли. А то какой же ты «БОЯрин», когда ты БОЯ не видывал, за спины прятался?

И куда это все подевалося?

Корысть атаманская изъела. Не уследили за начальниками. Стала их Москва подкупать да жаловать. Вот и кончились наши выборы.

Но жили-то мы не мирно, опасно, неудобно. Бабы к нам в станицы не спешили, приходилось их без сватовства брать?

А потому и не мирно, что мира вокруг не было. Снизу турок да татарин, сверху царь да боярин, с боков ногаи да царские холуи. А если окружить себя реками великими, стенами высокими, людьми добрыми, болотами непролазными, лесами непроторными, то жить можно!

И стало Ермаку казаться, и казалось правильно, что на этом новом, удачном месте можно построить Сибирское царство-государство на принципах казачьей демократии. Нужно только решить несколько больших задач. А для этого передумать много больших дум, и еще больше — дум маленьких — и в одиночку — «на диком бреге Иртыша», и с товарищами — в Большом и Малом Круге.

Малый Круг по вопросу сибирского государственного устройства состоялся в ночь под Рождество 1582 года. В этом Круге Первом пока не обсуждались планы поворота сибирских рек. Ермак только поделился с друзьями некоторыми мыслями под самогон и добрую закуску. Дальше колесо закрутилось само собой. Иван Колесо именно и крутанулся волчком, чуть не в присядку пошел. Оказывается, все братья-разбойники чего-то такого давно хотели, — большого, типа Пансибирской рудной компании, — объявил Никита Пан. Даже Боронбош, которому, кроме носа и птичьего пения, ничего не хотелось, радостно кивал, понимая, что путь к личному носу лежит через общий интерес.

А ведь и правда! — все в натуре было!

Первое и самое главное — замечательные сибирские люди. Сибирские «татары», дети разных народов, сразу, еще с Верхотурья понравились Ермаку и ребятам. Неприхотливые, незлобивые, если не трогать, резкие, если в угол загнать. Понимающие дисциплину, но и вольные: чуть что, легко снимаются кочевать. «Голосуют ногами» против наглого кандидата-наездника. И, самое главное, очень тянулись сибиряки к знаниям, очень любили сказки слушать, рассуждения, чтение вслух. Вообще, — атмосферу общения. Едва загорится казачий костерок, едва затеплится беседа, как выползают из темноты любопытные рожицы и внимательно слушают разговор. Хоть по-русски, хоть по-немецки, хоть по-церковнославянски. Святой Порфирий сам не заметил, как собрал в Искере огромную паству. По любым дням приходили к нему кочевники и полуоседлые искерцы, спрашивали о жизни, искали утешения, просили исцеления от всех болезней. Они и проповеди готовы были терпеть.

И Порфирий проповедовал. Будучи за что-то церковью обиженным, расстрига соизмерял темп и смысл своих чтений с интересом аудитории, допускал вольные толкования святых книг, подгонял ветхие схемы под реалии сегодняшнего дня. В общем, по-настоящему, Святой Порфирий был попом-реформатором. На весну 1583 года у него имелись планы крещения желающих в водах Иртыша или более теплого Ишима. Крестить собственно в Крещение, на сибирском морозе Порфирию садизма недоставало. Хотелось также церковку построить. Но с этим Порфирий не торопился, стеснялся даже предлагать.

А зря стеснялся. Святой не знал, но на самом деле потенциальной паствы у него набиралось не на облупленную церквушку, не на захолустную епархию, а на патриархат! Да, да! По первому звуку пастушьей дудочки к Порфирию могло сбежаться гораздо больше «овец пасомых», чем на рев Иерихонских труб к патриарху Иерусалимскому или на грохот турецких барабанов — к патриарху Константинопольскому!

Так что, Порфирий мог уверенно смотреть вперед, и не жаться в благословении друзей, сибирских государственников.

Постепенно, в застольных раздумьях зимы 1582-1583 годов стала вырисовываться рабочая схема. Вот ее элементы.

1. Нужно заняться человеческим фактором. Успокоить обретенное население, привить ему энтузиазм новой жизни. За это направление вполне мог отвечать Порфирий.

2. Настроить учет личного состава, улусную и станичную иерархию, объявить порядок выборности и отчетности. Это Ермак брал на себя.

3. Осмотреться в сибирских богатствах. Составить карты охотничьих угодий, сибирских руд, водных ресурсов и дорог. Разработать план крепостей, завалов, засек, предгорных дозоров. Это уже делал понемногу Пан.

4. И самой главной, самой тяжкой проблемой оставался страх Господний. Вернее господский. Москва тянула и будет тянуть свои алчные руки за Камень. Строго говоря, Ермак и его компания царю-шизофренику ничего должны не были. В жалованной «Камской грамоте», кроме нечитаемого «титла» да указа о пропуске ватаги за Камень, ничего хорошего не значилось. Пропуск казаки себе и без грамоты могли наладить, а «титло» даже для тоста оказалось непригодным. Никакого прощения грехов, никаких мастей-должностей, никакой амнистии царь пока не предлагал. Так что, со всей Сибири Иван Васильевичу только Птичка Голубо-Перо причиталась — для хорового пения, да и ту Боронбош не хотел отдавать. Даже за золотой нос.

По всему выходило, что с Москвой будет война. И ничего страшного в этом не было, не в первой. Тем более, что не в пустыне живем, не на острове. Казаки на Дону не раз участвовали в войнах: то с крымцами против Москвы, то с Москвой против Крыма, то с запорожцами против турок. Здесь тоже легко собиралась коалиция. С юга имелись обширные степи совместного с Бухарой использования. С востока в Приуралье толпились ногаи. По Волге и Каме в туземных поселениях русским духом тоже не очень-то потягивало. Тем более, время работало на Сибирь. Царь Московский доживал последние годы. Государство его сыпалось и трещало по швам, как худой, переполненный мешок. С запада заходили на Русь тучи грозные. Так что, неизвестно кто у кого защиты запросит, кто к кому присоединяться пойдет — Сибирь к Руси или Русь к Сибири.