Дзиро Осараги - Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах

— Так точно.

— Ладно, будет тебе плата. Только сначала мне надо одно дело сделать, а ты пока здесь сиди, понял?

— Ага.

Парень, должно быть, по звону монет убедился, что в кошельке есть деньги, и теперь готов был вести себя смирно.

Сёдзаэмон торопливо накинул кимоно, сам вымученно посмеиваясь над тем, что лезет не в свое дело. Однако, раз уж ввязался в эту игру, надо было идти до конца. Он набрался храбрости, и, повязывая на ходу пояс, вышел во двор.

— Жди здесь, я скоро! — бросил он на прощанье парню.

Гэнроку Исия торговал камнем. В это утро как раз прибыл воз щебня с реки Тама, и Гэнроку отрядил молодых приказчиков расчистить место, оттащить валуны и отгрести в сторону гальку.

Солнце пригревало не на шутку. Спины парней, сбросивших полотняные куртки, блестели от пота. Сам Гэнроку тоже иногда брался им помогать. Галька на солнцепеке раскалилась так, что не притронуться.

Тут за воротами показался малый, которого Гэнроку послал с утра получить у давешнего ронина плату за жилье. Заранее было ясно, что он вернется ни с чем. Гэнроку и посылал-то парня только на разведку, а уж потом намеревался собрать всех приказчиков и подмастерьев и двинуть в бой главные силы.

— Ну что? Небось, денег не отдал?

— Отдал.

— Что? Отдал? — поразился Гэнроку. — Неужто все?

Парень молча достал и передал хозяину плату за пять месяцев.

Гэнроку с ошеломленным видом пересчитал деньги. Все сходилось. Больше того, сверх долга постоялец еще оплатил и всю сумму за этот месяц…

— И раз! И раз!.. — летели в ясное небо голоса парней, отгребавших камни.

— Вот ведь! Все-таки отдал, значит… — проговорил наконец Гэнроку с таким выражением лица, будто возлагал на посыльного вину за то, что ронин все-таки расплатился с долгами.

Такой поворот событий начисто разрушал козни Бокуана, в которые тот посвятил Гэнроку вчера вечером. Бокуан рассчитывал, что ронин все равно за проживание заплатить не сможет, и тогда его можно будет не мытьем, так катаньем заставить снова послать дочь на службу к Янагисаве, как бы ни была противна обоим такая мысль.

— Так это… хозяин, — начал посыльный, — он, значит, сказал, что побудет в доме еще дня три-четыре, пока подыщет новое жилье.

— Ну, тут уж ничего не поделаешь, пускай… — сказал Гэнроку и сразу поправился: — Но только после того, как доложу обо всем его милости Бокуану.

Он полагал, что едва ли Бокуан сможет отказать при подобных обстоятельствах. Не приходилось, однако, сомневаться, что собачий лекарь рот разинет от изумления, услышав такие вести. Впрочем, это соображение не могло успокоить Гэнроку. Когда гальку отгребли в сторону и, затащив во двор воз, стали разгружать щебень, Гэнроку все повторял про себя: «Вот дубина-то!» Его до невозможности раздражали манеры этого выскочки Бокуана, державшегося с таким надутым видом. И вообще все выглядело странно. Этот ронин, который каждый месяц просил отсрочки и все не мог заплатить ни гроша, теперь вдруг вносит плату за пять месяцев. Что-то здесь не то. Мог ведь просто отказаться платить и отослать посыльного ни с чем… Только вчера, он, Гэнроку, перед этим гордецом зад заголял, а теперь, выходит, все уже забыто…

— Эй, хозяин! — послышалось от ворот.

Гэнроку оглянулся и увидел молодого человека по фамилии Омия, который квартировал в доме по соседству с тем самым ронином.

— Так получается, что мне надо срочно переезжать на другое место — дня через три-четыре съеду, — сказал Омия, немало удивив тем Гэнроку.

— Как это?! — воскликнул он, но, заглянув в глаза посетителю, по его ироничному взгляду понял, что всему причиной вчерашний скандал — молодой человек, хоть к делу отношения и не имеет, верно, взъелся за вчерашнее и решил съехать с квартиры.

— Да пожалуйста! — с напором ответствовал Гэнроку. — И нечего долго тут засиживаться! Съезжайте поскорее!

От такого ответа настал черед дивиться Сёдзаэмону.

После того как недовольный квартирант удалился, Гэнроку, почувствовав необычайный прилив сил, накинулся на щебень и, сбросив куртку, вместе со всеми принялся бешено орудовать лопатой. Про себя он решил, что с Бокуаном ему не по пути и рано или поздно дело кончится ссорой.

В Ямасине тоже лето стояло сухое и жаркое. Кураноскэ купил небольшую крестьянскую усадьбу поодаль от города, в горной деревушке. Вокруг были леса и бамбуковые рощи. Горы утопали в пышной зелени. Когда он порой засыпал, утомившись от чтения, бывало, будили его трели соловья. К пению соловья примешивалось неумолчное верещанье цикад — казалось, сами лесистые склоны звенят в полдень. Прочный деревенский дом с большими соломенными стрехами, затенявшими сёдзи , был весь наполнен дыханием ветра, навевающего прохладу и тихонько колышащего свиток в нише- токонома .

Кураноскэ с просветленной душой вкушал отраду уединения. Заварив чаю, раскрывал любимую книгу. Когда уставал, отрывался от чтения, переводил взор на развесистые клены и стройные павлонии. Прилетали пичуги, вились на солнце среди похожих на звезды цветов портулака, склевывая жучков и букашек у корней.

Поселившись в этих благодатных краях, Кураноскэ впервые стал замечать, что казавшиеся прежде такими обыкновенными деревья, оказывается, имеют свое лицо, у каждого своя неповторимая сущность. Порой, глядя сквозь листву дерева на солнце или созерцая пепельно-серое облачное небо, он словно сам становился этим деревом, вместе с ним радовался или погружался в печальное безмолвие, и казалось, будто листва на нем тихонько колышется, шепчет о чем-то своем.

Для Кураноскэ все это было открытием. Сколько же еще подобных тайн, мимо которых мы обычно проходим не замечая, сокрыто в этом мире, в котором мы живем?.. Наверное, чем долее вкушаешь плоды познания, тем яснее будет проявляться глубокое, сокровенное чувство единения с природой.

Особенно любил Кураноскэ цветы пиона. Может быть, оттого, что пышное великолепие уходящей уже в прошлое эпохи Гэнроку щедро напитало его душу любовью к изобильной красе. Было в этих раскрывающихся под лучами солнца роскошных цветах что-то созвучное его душевному настрою. Еще с той поры, когда он жил в Ако, Кураноскэ всегда выращивал у себя в саду пионы. Перебравшись в Ямасину, с горечью в сердце он перевез сюда любимые цветы и посадил во дворе на новом месте, выбрав хорошо освещенный солнцем уголок, и добавив новых клубней. Нередко можно было видеть, как Кураноскэ с помощью жены и детей поливает и окучивает цветы. К усадьбе Кураноскэ прикупил большой участок земли, пригласил из Киото плотников и заказал им флигель по своему вкусу. Кто бы ни посмотрел сейчас на него со стороны, любой сказал бы, что этот человек собирается коротать остаток дней с женой и детьми в приятной праздности.