Дзиро Осараги - Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах

С кривой улыбкой он еще раз бросил на приятелей мрачный взгляд исподлобья и ретировался не солоно хлебавши.

Обоим было ясно, что на этом дело не кончится. Они посмотрели друг на друга и усмехнулись, словно говоря: «Скоро явятся!»

Исукэ уже был готов сделать все в точности, как задумал Ясубэй.

Долго ждать не пришлось: вскоре подозрительные тени уже сновали перед домом, то и дело заглядывая внутрь.

— Закроем двери, — сказал Исукэ.

Ясубэй вышел, закрыл дверь на щеколду. Подозрительные тени скапливались неподалеку под покровом мглы. Почти сразу после того как Ясубэй вернулся через узкую прихожую в дом, снаружи послышался шум шагов, входная дверь с грохотом распахнулась и в прихожую ввалились несколько верзил с закутанными в тряпки лицами.

Пришельцев было пятеро. В руках у них были тренировочные бамбуковые мечи и обломки луков. Не говоря ни слова, Исукэ задул фонарь.

В тот же момент Ясубэй подхватил тяжеленную корзину с рисом и швырнул ее прямо в середину группы. Послышались испуганные возгласы — и корзина грузно шлепнулась на землю, придавив кому руку, кому ногу. Снова послышались вопли и стоны. Не ожидавшие столь отчаянного сопротивления охранники Уэсуги пришли в полное замешательство. Ясубэй швырнул в противника один за другим три заряженных рисом снаряда, а Исукэ тем временем вооружился здоровенным деревянным брусом, который служил засовом, и, как барс, пританцовывая, набросился на врага, раздавая удары направо и налево. Пока в прихожей шла шумная потасовка, один из пришельцев шмыгнул за дверь и бросился наутек, что не укрылось от внимания друзей. Ясубэй захлопнул дверь, чтобы никто из оставшихся четверых больше не сбежал. Трое из пришельцев уже почти не могли сопротивляться, поскольку были пришиблены рисовыми снарядами. Разоружить и скрутить четвертого для Исукэ и Ясубэя было делом нетрудным, так что вскоре все четверо уже валялись вповалку связанными.

— Ну-ка, посвети! — попросил Ясубэй.

Исукэ зажег фитиль, и в колеблющемся свете фонаря предстали четверо пленников в самом плачевном и унизительном положении. Извиваясь и корчась на полу в своих путах, они смотрели снизу вверх на победителей.

— Один все-таки сбежал, — заметил Исукэ.

— Ничего, все в порядке! — уверенно ответил Ясубэй, проверив, хорошо ли у пленников связаны руки за спиной, и деликатно сняв у них с лиц повязки.

— А ну, хозяин, — позвал он, — посвети-ка сюда! Глянь, у них по два меча торчит за поясом, да разве это настоящие самураи? Это ж слизняки какие-то!

Четверо пленников в бешенстве попытались вскочить, но у них ничего не вышло. Смертельно побледнев и трясясь от злости, они в бессилии могли лишь метать грозные взгляды на противника.

Ясубэй, безо всякого сочувствия наблюдая за незадачливыми самураями, испытал прилив актерского вдохновения и отлично вошел в роль неотесанного мужлана-деревенщины.

— Так что, хозяин, — обратился он к Исукэ, — которые из них, говоришь, тебя забижали? То-то они, милки, у меня попляшут, как пороть-то зачну!

Четверо пленников, вконец пав духом, с ужасом смотрели на великана-Ясубэя, сжимавшего в мускулистой руке длинный обломок лука. Смущало только одно: сбежавший сообщник, вероятно, уже сообщил, в какую переделку попали его друзья, и в скором времени следовало ожидать подкреплений из усадьбы.

Опасения были не напрасны. Черные тени одна за другой выскользнули через заднюю дверь усадьбы Киры, сбились в стаю и бегом помчались по ночному городу. Их появления и ожидал без особой радости Исукэ Маэбара.

Хэйсити Кобаяси ничего о происходящем не знал. Семеро самых отчаянных головорезов под водительством Дэндзо Сибуэ устремились к дому Исукэ.

Разумеется, и большая парадная дверь, и маленькая задняя дверца оказались крепко заперты на засов. Налетчики попробовали вломиться силой, сбили замки, но двери не поддавались.

— Открывай! — ревели нападавшие, колотя в двери руками и ногами.

Изнутри в ответ слышался только хохот.

Распаляясь еще пуще при мысли, что от них зависит судьба четверых пленников, и вознамерившись в безудержном гневе растоптать дерзких простолюдинов, они всерьез принялись ломать дверь, налегая все вместе с разбегу плечами. На такую атаку двери съемного дома, конечно, не были рассчитаны. Большая дверь со скрипом подалась и уже вот-вот готова была рухнуть. Но в это мгновение раздался громогласный, как колокол, истошный крик Ясубэя:

— Разбойники! Грабят!

Не ограничившись криками, приятели начали неистово колотить в кастрюли и сковородки.

Охранники Уэсуги испуганно переглянулись.

— Грабеж! В дом ломятся! Спасайте, люди добрые! Выручайте, соседушки! Грабеж!

Звезды холодно мерцали в ночи на темном небосклоне. Ясубэй истошно вопил со второго этажа, будя крепко спящих соседей, и люди Дэндзо понимали, что сейчас на шум сбежится толпа со всего квартала. Дело оборачивалось скверно. Доказать, что они на самом деле не разбойники, будет мудрено. Скорее всего, явится околоточный надзиратель. Придется волей-неволей признаваться, что они не бандиты какие-нибудь, а самураи из дома Уэсуги, от этого не отвертишься. При всем том и бросить на произвол судьбы четверых товарищей они не могли. Сибуэ заметался в нерешительности.

— Грабят! Спасите, люди добрые! — все громче вопили из дома.

В конце концов, устав от колебаний, Сибуэ показал рукой на дверь: «Ломай!» — и сам изо всех сил налег плечом. Как видно, он решил до прихода стражи выломать дверь, спасти четверых пленников и скрыться. Вдохновленные его примером, остальные тоже дружно налегли на дверь, которая не устояла под натиском семерых дюжих мужчин.

Распустив шнурок на ножнах, Дэндзо выхватил меч и ворвался в дом, намереваясь расправиться с дерзкими мещанами, но обнаружил, что оба они стоят в боевой готовности на втором этаже у выхода с узкой лестницы и с издевательским видом поглядывают вниз, будто приглашая желающих к ним подняться.

Сибуэ скрипнул зубами, но наверх не полез. Неизвестно еще, чем в тебя оттуда могут запустить. К тому же надо было поскорее уходить. Он как мог утихомирил своих кипевших от ярости сподвижников, велев им вытащить из дома четверых пленников.

— Эй вы, болваны! — наклонившись, с вызовом крикнул с верхней ступеньки лестницы Ясубэй, удобно усевшийся на корзине риса.

Однако Сибуэ вызова не принял.

— Ладно, ладно, не ввязывайтесь! — успокаивал он своих людей, а сам, закусив губу, вложил меч в ножны и приторочил к поясу шнурком. Несколько раз он оглянулся на противников, будто что-то замышляя. Четверо пленников, которых еле-еле удалось освободить от пут, были все перепачканы сажей от сковородок, щедро рассыпанной Ясубэем, а лица и вовсе были так черны, что глаз не открыть. Над ними и смеяться-то было неловко.