Дзиро Осараги - Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах

— Гэмпати! Гэмпати! — громко выкрикнул он.

Судя по всему, так назывался лодочный амбар, поскольку это имя красовалось на всех веслах, прислоненных к амбару снаружи. При трубных звуках голоса бравого монаха одна из створок ставней в доме приоткрылась, и в окне показалась смазливая женская физиономия без малейших признаков белил и румян, которая, вероятно, принадлежала хозяйке дома.

— Ой, это вы? — удивилась она. — Уже вернулись? Как погуляли?

— Вернулся, как видишь. Устрой-ка меня поспать.

— Вы один? А остальные где?

— Может, потом подойдут, не знаю… — послышался ответ, из которого было ясно, что Мунину хочется только одного — поскорее добраться до постели.

Женщина задержала на монахе взгляд своих красиво очерченных глаз с узким разрезом и ушла в комнату, где поспешно повязала пояс на кимоно, прибрала сбившиеся во сне волосы и, торопливо выбежав в прихожую, отперла дверь.

— Я ведь вам говорила: лучше останьтесь тут. Вон и детишек я не отослала…

— Спать! Спать! — отмахивался от разговоров Мунин, поднимаясь на второй этаж, где было еще темно, хотя лучи утреннего солнца уже пробивались через окошко.

Едва добравшись до комнаты, Мунин рухнул на циновку, раскинув руки и ноги. Когда хозяйка, посмеиваясь, поднялась за ним следом, достала из шкафа постельные принадлежности и принялась стелить, Мунин уже храпел, забывшись в сладком сне. Лишь только она успела его растормошить и перетащить на футон, как, спустившись за водой, увидела входящих во двор спутников бравого монаха.

— Сам-то пришел уже? — спросил один.

— Пришел, спит уже.

Все трое переглянулись с кривой усмешкой, будто говоря: «Ну-ну!» Сами они подниматься наверх не собирались, а на все уговоры хозяйки отвечали, что их ждут дела.

— Когда проснется, передайте ему, что мы все трое благополучно вернулись, — сказали они и с тем удалились.

Проводив их, хозяйка снова задвинула ставни, собираясь еще вздремнуть. Лучи солнца меж тем уже окрасили речную гладь, и шум пробуждающихся городских кварталов разносился в в прозрачной синеве осеннего неба. Но в доме на пристани еще царила ночь, и вставать здесь никто пока не собирался.

С дорожки, пролегавшей поблизости, послышались голоса торговцев, спешащих к рыбачьим лодкам закупать на день рыбу и моллюсков. Вниз по течению реки проплыл плот. Квартал Фукагава встречал погожее осеннее утро, и на улицах становилось все оживленнее. Посреди утренней суеты стоял молодой ладный самурай, озираясь с таким видом, будто что-то высматривал в окрестностях. Был это не кто иной, как тот самый юноша, что неотлучно следовал за Кураноскэ Оиси от Ако до Ямасины, защищая командора от грозящих ему опасностей. Теперь он с той же целью прибыл из Киото в Эдо.

— Эй! — крикнул молодой человек, обращаясь к рулевому в проплывавшей мимо лодке. — Не подскажешь ли? Тут поблизости должен быть лодочный амбар Гэмпати…

— Гэмпати-то? — обернулся к нему лодочник. — Так ведь Гэмпати — он тут и есть.

— Ну что, проснулись? — спросила хозяйка.

Мунин Оиси сладко потянулся и даже отбросил подголовник, но в сонной истоме так и не открыл глаз.

— Тут к вам человек пришел. Давно уже ждет, когда проснетесь.

— Человек?! — открыл наконец глаза Мунин. — Вроде бы никто не должен был знать, что здесь…

— Он говорит, что сначала пошел к вам домой, спросил — ну, там и подсказали. Некто господин Сисидо.

— Сисидо?

Мунин наконец полностью проснулся. Приход нежданного гостя его явно удивил, однако он спокойно осведомился:

— Молодой человек, да? — и в глазах его зажегся тревожный огонек, будто приход Сисидо сулил непредвиденные перемены.

Вскочив с постели, Мунин поспешно спустился вниз, где в одной из комнат сидел в чинной позе на коленях дожидавшийся его гость. Завидев Мунина, молодой человек просиял.

— Хо! — приветствовал его Мунин, усаживаясь напротив совсем близко от гостя. — Когда? — продолжил он, желая узнать, когда тот прибыл из Киото.

— Вчера вечером, — ответил Сисидо.

Мунин уже собрался было пуститься в подробные расспросы, но, заметив вошедшую хозяйку, осекся и беспокойно покосился на нее.

— Ну, как там было? — спросил он.

— Отлично! Доброе сакэ , славная закуска, красоток вокруг не счесть!..

— Ну, уж вы оставьте разговоры о красотках на потом, — со смешком заметила хозяйка.

— Умыться не желаете ли? — обратилась она к Мунину.

— Давай… Я сейчас уйду, а ты уж приготовь все, что полагается.

— И это?..

— Насчет вина? Конечно, и вино тоже. Приготовь угощенье и девиц позови. Вишь, гость из Камигаты, из самого Киото явился — тамошние красотки ему, поди, до смерти надоели, — нетерпеливо распорядился Мунин, чтобы поскорее спровадить хозяйку.

После ее ухода он еще некоторое время настороженно прислушивался, не притаился ли кто за перегородкой, а затем, обратив к молчаливому гостю разом посерьезневшее лицо, поспешно спросил:

— Ты почему вернулся?

— Да потому, что в Киото мне больше делать нечего.

— То есть как? А Кураноскэ? — невольно воскликнул Мунин, тут же оглянувшись на фусума , и тревожно добавил: — Уж не в Эдо ли он направился?

Гость, несколько озадаченный таким напором, рассмеялся:

— Да нет, правда, его милость к тому готовится, но пока что он из своей Ямасины перебрался в храм Конрэн-дзи, что на Сидзё в Киото, в Обитель Сливового Сада. Должно быть, никак не позднее конца месяца собирается выступать. Однако сын его милости, Тикара, отправился в Эдо раньше. Поскольку все наши в Киото сейчас в боевой готовности, я рассудил, что за командора особо беспокоиться нечего, и вернулся почти одновременно с Тикарой.

— Ну-ну! — с облегчением вздохнул Мунин, и тревожная озабоченность сошла с его лица. — Молодец, потрудился на совесть!.. Так значит, дело двинулось? Давно я этого ждал. Точнее, меня заставляли ждать… Я, конечно, понимал, что родич мой все сделает как надо, а все же ждать было уже невмоготу — из последних сил крепился. Говоришь, Тикара уже здесь? Он ведь совсем дитя еще… Ну да, ему всего-то пятнадцать исполнилось. Не иначе, Кураноскэ решил взять его с собой на дело. Небось, радуется мальчишка, что раньше отца приступает… Я его видеть-то не видел. Как он? Будет ли от него там польза? На отца-то похож? Если похож, должно быть, от горшка два вершка?

— Вот уж нет! — горячо возразил гость, как бы окидывая мысленным взором рослую фигуру юноши. — Он выше меня на два-три суна, а уж если с вами сравнивать, то, пожалуй, на целый сяку. По возрасту, может еще и дитя, но воин из него получился первоклассный — отважный и искусный, под стать отцу.

— Неужто? Ну и удалец!

Тикара впервые отправлялся в Эдо — город, где ему предстояло умереть. Конечно, при благоприятном стечении обстоятельств ему, может быть, и удастся выжить в схватке, когда свершится месть, но ведь он шли против закона и, стало быть, все равно их ожидала неминуемая смерть. Ну, а если не повезет, может быть, он падет от чьего-то меча, так и не увидев головы заклятого врага. Или — кто знает — возможно, еще раньше его настигнет клинок подосланного убийцы… Как бы ни сложилось, в любом случае его ждет смерть. Все помыслы Тикары были об одном: как отомстить заклятому врагу покойного господина. О том, что ему самому суждено при том погибнуть, он думал спокойно, почти равнодушно. Наверняка он узнал об уготованной ему участи перед тем, как отправиться в Эдо. Как-то раз они сидели друг напротив друга с отцом, и тот вдруг спросил: