Дзиро Осараги - Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах

— Не желаете ли заглянуть?

Однако Хаято и Дзиндзюро прошли мимо и вскоре свернули со столбовой дороги влево. Дальше начиналась проселочная дорога, пролегавшая через безлюдную местность. Пройдя еще немного, они добрались до ручья. Рядом стояла деревянная часовня с небольшим изваянием бодхисаттвы, как в эдоском храме Хориноути. Зайдя во дворик часовни, путники начали оглядываться по сторонам.

— Сюда! — послышался голос в полутьме.

Из-под священного дерева гинкго, вздымавшегося в небеса словно исполинская перевернутая метла и уже растерявшего большую часть листьев, с улыбкой на миловидном личике выходила к ним навстречу Осэн.

— Ох, — сказал Дзиндзюро, подойдя поближе. — Наверное, заставили вас ждать?

— Пожалуй, что так. Я тут уже несколько раз прогулялась до их дома и обратно.

— Виноваты, нехорошо получилось. И где же это их логово?

— Сейчас я вам объясню.

— Хо-хо! — усмехнулся Дзиндзюро, широко открыв глаза, — и на том, значит, любезная Осэн, ваша работенка кончается? Ну, что? Как нам идти, напрямик, что ли, или по дороге? Вы как считаете, сударь?

Хаято в ответ заявил, что ему все равно. Под водительством Осэн они пошли напрямик через чащу и вскоре вышли на околицу деревни.

Где-то в темноте ухнула сова.

Они неслышно пробирались между крестьянскими домами по деревне, окруженной со всех сторон лесом, пока не вышли на открытое место. Отсюда, насколько хватало взора, открывался вид на небосвод, будто усыпанный серебряной россыпью, и черные пустынные поля. Осэн, ни разу не сбившись, уверенно вела своих спутников по ночной дороге.

— А что, — осведомился Дзиндзюро, — много ли там с ним еще народу?

— Трое, — кратко ответила Осэн.

— Трое? И все, наверное, рубаки как на подбор…

Но тут беседа внезапно оборвалась, и все трое стали вглядываться во мглу, Там, куда они направлялись, кто-то стоял посреди дороги. Продолжая идти вперед как ни в чем не бывало, они поравнялись с незнакомцем и, рассмотрев его, успокоились — судя по внешности, то был крестьянин из здешних мест.

Когда отошли немного, Дзиндзюро сказал:

— Может быть, он тут арбузы стережет — хоть пора для этого не совсем подходящая.

Осэн в ответ изобразила на лице улыбку. Однако было не до шуток. Дзиндзюро по дороге несколько раз оглянулся на незнакомца. Когда же тот двинулся за ними следом, Хаято и Осэн тоже насторожились.

— Что-то мне это не нравится, — заметил Дзиндзюро. — Похоже, они там тоже не дремлют… Скажите, любезная Осэн, нет ли тут другой дороги? Попробуем зайти с другой стороны. Если и там кто-то есть, то точно…

Все трое пробрались через жнивье и вышли на другую дорогу. У обочины стоял одинокий домишко, в котором окно, обращенное к дороге, было открыто. Когда Осэн со своими спутниками проходила мимо, из окна высунулась голова: кто-то в доме не спал и теперь внимательно всматривался в прохожих.

Дзиндзюро от досады прищелкнул языком.

На следующий день утро выдалось ясное.

Хёбу Тисака закончил сборы и теперь прощался со всеми в усадьбе, готовясь отбыть из Эдо на родину, в Ёнэдзаву, где ему отныне надлежало находиться. Проводить бывшего командора эдоской дружины из Хондзё пришли Хэйсити Кобаяси и Риуэмон Тории. Явился и порученец его преемника на посту командора, Матасиро Иробэ.

Хёбу был более обычного оживлен и бодр, все время улыбался, но в этой улыбке чувствовалось что-то вымученное и неестественное, отчего мужественное сердце Хэйсити охватывала скорбь.

Выражение лица у бывшего командора было по-прежнему озабоченным, но говорил он со всеми ласково, был приветлив, доброжелателен и никого не отпугивал, как раньше, нарочитой суровостью. Нынче утром это особенно бросалось в глаза. Из слов Хёбу следовало, что его более всего тревожит судьба его многочисленных кошек — что не могло не вызвать улыбки у всех собравшихся.

— Такое время настало, что я уже стал подумывать: придется их всех сделать ронинами. Но только ведь даже бродячую кошку, ежели ее приручить, уже снова выгнать на улицу нельзя. Коли она привыкла к спокойной домашней жизни и кормежке, то хоть и животное, а к прежней бесприютной жизни уже вернуться не может. Она уже отвыкла добывать себе корм, разучилась, никакой силы и воли к сопротивлению у нее не осталось — так что сразу от какого-нибудь пустяка и загнется. В общем, это значит ее обречь на безвременную смерть. Так что я все же подумал, что выбрасывать их на улицу негоже. Нельзя им на улицу. Вот, хотел было им подыскать новых хозяев, но другой такой трудной работенки я за последнее время и не припомню! — смеялся Хёбу.

— Разве они смогут привыкнуть к новым хозяевам? Уж вы так с ними носились… — сказал кто-то.

— Да нет, сразу привыкнут. Дайте только им поесть — и привыкнут. Если корма будет вволю, им больше ничего и не надо, — ответил Хёбу.

С собой в Ёнэдзаву он забирал только свою любимицу.

Расстались с провожающими в чайной в квартале Сэндзю. Только Хэйсити и Риуэмон, поняв знак, который сделал глазами Хёбу, задержались для разговора. Хёбу остался с ними наедине, отослав вперед носильщиков и сопровождающих.

— Спасибо, что пришли, — сказал он.

Хэйсити и Риуэмон, чувствуя, что предстоит серьезный разговор, только молча поклонились. Сейчас, когда все ушли, Хёбу словно стал другим человеком — он выглядел совсем стариком. Глубоко посаженные глаза на изборожденном морщинами лице излучали добрый свет.

— Передайте всем от меня привет. Хотел я к вам еще разок перед отъездом наведаться, да не получилось. Жалею теперь… Вы уж там постарайтесь… — промолвил он.

Хэйсити и Риуэмон торжественно поклялись сделать все, что в их силах. Хёбу радостно улыбнулся и сказал:

— Вчера у нас был разговор с Иробэ. Он тоже все понял. Думаю, покуситься на род Уэсуги они все же не решатся… Теперь и я в общем-то успокоился. Значит, охрана подворья в Адзабу лежит на Иробэ, а усадьба в Хондзё на вашем попечении. Что ж, на том и порешим? — усмехнулся Хёбу, расправляя плечи, будто сбросил тяжкий груз, но Хэйсити видел, как узки, худы и измождены эти озябшие стариковские плечи.

За беседой незаметно подошло время Хёбу трогаться в путь, и все трое вышли из чайной. Солнечные лучи озаряли стволы оголенных деревьев. Где-то вновь и вновь протяжно верещал сорокопут. Когда настал миг прощанья, последними словами Хёбу была все та же просьба:

— Не подкачайте!

Они посмотрели друг другу в глаза и разошлись в разные стороны.

Однако, оставшись в одиночестве и прошагав по дороге два-три тё, [164] То есть 200–300 метров. Хёбу вдруг резко остановился. Носильщики и самураи сопровождения уже ушли далеко вперед. Позади Хэйсити и Риуэмон тоже скрылись из виду. Хёбу, поднявшись на пригорок у обочины, казалось, поджидал кого-то, кто должен был появиться со стороны Эдо. На дороге, тянущейся вдаль широкой полосой в обрамлении оголенных деревьев, было полно путников и крестьян из соседних деревень, спешащих по своим делам.