Дзиро Осараги - Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах

Дзюнай Онодэра с Магоэмоном Сэо отправились в путь раньше, чтобы дать знать эдоским соратникам. Кураноскэ на прощанье просил их подыскать жилье, где ему можно будет остановиться. «С жильем в Эдо будет ох как непросто!» — заметил Кураноскэ на совете в своей обычной беспечной манере, но так, что все почувствовали серьезность данного вопроса. И в самом деле, командор был слишком приметной фигурой, чтобы надежно спрятать его от людских глаз, и вот теперь все ломали головы, как быть.

— Пусть живет спокойно в городе. Все равно спрятать его не удастся — разнюхают. Да он и сам, наверное, не захочет прятаться, — сказал Ясубэй, с которым согласен был Тадасити и многие другие. Старики, и в первую очередь Яхэй Хорибэ, всех невольно поразивший тем, что сумел одолеть недуг и прийти на совещание, придерживались иного мнения, но и они довольно усмехнулись при словах Ясубэя, воскресивших в памяти внешность их невозмутимого и немногословного командора.

— Нет, так не пойдет! — встрепенувшись, осадил Яхэй своего приемного сына. — Спрятать его, конечно, нелегко, да он и сам не слишком таится, но тем не менее, безусловно, лучше будет его поселить за городом. Можно, например, где-нибудь в Камакуре, в провинции Сосю. [158] Камакура — древняя столица сёгуната (XII–XIII вв.), располагавшаяся в краю Сосю (объединенное китаизированное название провинций Кадзуса и Симоса) в шестидесяти километрах к югу от Эдо.

— Камакура слишком далеко, но прямиком идти в Эдо, чтобы все на него глазели, тоже ни к чему. Все равно, конечно, разнюхают, но пока что надо его укрыть где-нибудь за городом и пусть там прячется подольше. Ну, а когда оглядится, тогда уж, при благоприятных обстоятельствах, можно будет и в город перебраться, — высказал свое суждение Тюдзаэмон Ёсида.

— Но где же все-таки?

— А вот что, — сказал Тюдзаэмон, вытянув вдруг шею и обводя взглядом комнату. — Что-то я не вижу Томиномори… Как вы, наверное, знаете, бывший его дом под Кавасаки сейчас пустует.

Несколько человек сразу закивали с одобрительными возгласами. Многим был хорошо известен дом, служивший временным пристанищем Сукээмона Томиномори в деревне Хирама в окрестностях Кавасаки. [159] Кавасаки — город-порт приблизительно в двадцати километрах к югу от Эдо. По предложению крестьянина Гохэя Карубэ из деревни Хирама, ранее поставлявшего клану Асано фураж, а также ведавшего уборкой и потому вхожего в замок, Сукээмон после роспуска клана снял в деревне часть дома и стал учить деревенских ребятишек грамоте. Через некоторое время он построил в той же деревне собственный дом, где и стал жить, но в последнее время по каким-то причинам оставаться в деревне ему было не с руки, и он перебрался в Эдо, в квартал Кодзимати.

Тюдзаэмон все это объяснил тем, кто не знал обстоятельств дела, и его предложение было принято.

Немедленно переговорили с Сукээмоном, который отправился к Гохэю и сказал тому, что его родственник по фамилии Какими подыскивает жилье в тихом месте, и он решил его поселить в своем доме. Кроме самого Какими в доме поживут еще несколько гостей, и он, Сукээмон, покорно просит о них позаботиться. Затем позвали плотника привести дом в порядок. Дом был еще совсем новый и не такой уж маленький — человек пять могли в нем спокойно разместиться. Это была самая натуральная деревня. За изгородью сразу начинались поля, а вечером вдалеке на дороге, казалось, кружились призрачные блуждающие огоньки.

Кураноскэ по пути завернул в Камакуру, встретился там с Тюдзаэмоном Ёсидой, прошелся по храмам и историческим памятникам, что заняло у него три дня, а затем был препровожден в деревню Хирама.

Как рассказывал Тюдзаэмон в Эдо, первые слова, которые командор произнес в своем пристанище, были: «До чего же пустынное и унылое место!» Сказано было вполне в духе командора, так что все рассмеялись.

Однако здесь Кураноскэ мог расслабиться.

Прибытие Кураноскэ подняло боевой дух ронинов. Они знали, что передвигаться большими группами им нельзя, чтобы не привлекать внимания, и старались быть как можно осторожнее, но тем не менее по очереди небольшими партиями посещали деревню Хирама. Первыми заявились Ясубэй Хорибэ, Гэнго Отака, Ёгоро Кандзаки и Гэнгоэмон Катаока еще с несколькими соратниками.

Кураноскэ был рад видеть, что все пребывают в добром здоровье и полны сил.

— Когда выступаем? — наперебой спрашивали все.

— Ну-ну! — смеялся в ответ Кураноскэ. — Теперь уж я вас долго ждать не заставлю. Однако пока что прошу вас следить за каждым шагом наших противников, все тщательно проверять и мне сообщать. Да, впрочем, я и сам скоро переберусь в Эдо.

Кураноскэ хотел получить точные ответы на свои вопросы:

— «Действительно ли Кира находится в своей усадьбе в Хондзё?»

— «Хёбу Тисака сослан в Ёнэдзаву — но покинул ли он уже Эдо или нет?»

Оценивая нынешнюю ситуацию, все видели, что Кураноскэ отказался от позиции пассивного ожидания и переходит к активным действиям. Очень скоро крестьянский дом в деревне в каких-нибудь пяти ри от Эдо превратился в военный штаб. Ронины в Эдо, не покладая рук ни днем, ни ночью, еще более усердно, чем раньше, старались добыть новую информацию обо всем, что происходит на подворье Уэсуги в Адзабу и в усадьбе Киры в Хондзё.

К тому же чувствовалось, что напряжение в лагере противника нарастает. Все были согласны в том, что врагу, скорее всего, известно о прибытии командора. Из усадеб Уэсуги и Киры не просачивалось никаких сведений — будто раковины намертво сомкнули створки. Все входящие и выходящие из ворот были под строгим контролем, и выяснить, что происходит внутри, не было никакой возможности. Ронинов это бесило, но Кураноскэ только коротко заметил: «Надо немного переждать».

Ясубэй и его друзья понимали, что все сделанное ими до сих пор будет напрасно, если они не добудут новых сведений, но присутствие Кураноскэ удерживало их от отчаяния. Враги в конце концов были живыми людьми, а всему живому свойственно изменяться. Перемены происходят ежедневно — их надо постараться отследить, найти уязвимое место и нанести стремительный удар. «Теперь, когда командор здесь, стало похоже на настоящее дело», — обращаясь к Тадасити, заметил Ясубэй.

Сам Кураноскэ в своем деревенском уединении, когда выдавалось свободное время, в основном спал. Когда просыпался, если не было посетителей, в печальном раздумье бродил по двору, останавливался у курятника, неторопливо обходил все подворье и при встрече с проживавшими рядом Матанодзё Усиодой и Ханнодзё Сугая лишь изредка перебрасывался с ними несколькими словами. В часы мучительных раздумий лоб его бороздили морщины — что всем бросалось в глаза.