Дзиро Осараги - Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах

Когда Ёгоро, добравшись до Хонгоку, рассказывал обо всем Дзюнаю, Кураноскэ тоже вышел послушать.

— Может быть, он проведал о нашем плане и сбежал? — взглянув на Кураноскэ, спросил Ёгоро, высказывая давно уже томившее его тревожное предположение.

— Н-да-а! — поджав губы, протянул задумчиво Кураноскэ. — Ну, во всяком случае, на завтра штурм отменяется.

Дзюнай и Ёгоро промолчали.

Может быть, и в самом деле Кира решил искать убежища на подворье Уэсуги?

У всех троих легла на сердце тяжесть от того, что их давние опасения могут оказаться правдой. Однако же едва ли такое могло случиться столь внезапно, если только Кира не пронюхал, что они собираются нанести удар еще до конца года… Всем троим трудно было представить, чтобы принятое позапрошлой ночью в глубокой тайне решение каким-то образом стало известно посторонним. Ведь не зря же выжидали, пока число верных соратников сократится с трехсот человек до пятидесяти, отбирали самых надежных и преданных. Но в таком случае по всему выходило, что в их ряды затесался предатель.

Придя в уныние от такой мысли, Кураноскэ решил переключиться на другие проблемы и вскоре обрел свою обычную рассудительность, будто говоря всем своим видом: «Погодите, не горячитесь!» Ёгоро и Дзюнай с тревогой ожидали появления Исукэ, обмениваясь кое-какими слухами, ходившими в городе.

Послышался шум в прихожей — кто-то зашел с улицы. Ожидая, что наконец явился Исукэ, Дзюнай вышел ему навстречу, но столкнулся с Ясубэем Хорибэ.

— Что командор, спит? — спросил он.

Ясубэю было поручено наведаться к Горосаку Накадзиме в квартал Сандзиккэнбори и выяснить готовность к завтрашнему штурму. Вестей от него все ждали с нетерпением.

— Завтра ночью ничего не выйдет, — изрек Ясубэй. — Во-первых, сёгун отправляется на подворье Янагисавы, во-вторых тяжело заболел сын мастера Сохэна, так что сам мастер все мероприятия отменил. Ну, и чайную церемонию у Киры в усадьбе тоже, само собой, отложили.

— Вот оно что? — будто бы с облегчением выдохнул Кураноскэ. — Ну, теперь все ясно. Молодец, толково все разузнал.

С этими словами Кураноскэ поведал Ясубэю вести, принесенные Ёгоро Кандзаки.

— Значит, и нам придется все отложить, — подытожил Дзюнай.

Он приподнялся на циновке не разводя колен и принялся разливать чай.

— Да, опасный был момент. Большие могли быть затруднения, — слегка обескураженно проронил Кураноскэ и удалился в свою комнату, велев позвать к нему Исукэ, как только тот объявится.

Исукэ пришел только к рассвету. Из его слов явствовало, что Кира все же отправился на подворье Уэсуги. Он, Исукэ, видел, как из ворот подворья выходил человек, похожий на врача. Вероятно, болезнь Цунанори и послужила причиной того, что Кира неожиданно отправился навестить сына. Услышав такое объяснение, все более или менее успокоились. К этому времени позднее зимнее утро вступило в свои права, и на крыше зачирикали воробьи.

— Совсем уж рассвело, — сказал Дзюнай и, задув фонарь, отправился отодвигать створки щитов- амадо .

На улице было морозно. Крыша дома и камни в саду были белы от инея. Из квартала Уогаси, расположенного поблизости, доносился разноголосый шум — город понемногу пробуждался ото сна. Из-за ограды слышалось потрескивание дров, долетала оживленная болтовня. Там строили жилой дом. Должно быть, плотники на морозе перед началом работы жгли костер из щепок, чтобы немного согреться.

Между тем собравшиеся в доме ронины, намереваясь поспать, стали прощаться.

— Ну, до скорого! — одновременно сказали они друг другу, переглянувшись и обменявшись улыбками.

Ясубэй, Исукэ и Ёгоро вышли вместе.

— Больше всего, наверное, разочарован и огорчен Отака, — сказал Ясубэй.

Исукэ и Ёгоро только с усмешкой переглянулись и ничего не сказали в ответ. Было так холодно, что и рот открывать не хотелось. К тому же оба они были так расстроены, что и сказать тут было нечего.

Наступило пятое число двенадцатой луны. До конца года оставалось всего двадцать пять дней.

Гэнго Отака, он же торговец мануфактурой Симбэй, повстречался с мастером хайку Кикаку спустя дней пять после описанных событий, когда шел под затянутым тучами небом вдоль берега замкового рва. Он ходил навестить занедужившего сына мастера Сохэна и теперь возвращался домой. После этого визита особых дел у Гэнго не было, и он беззаботно из Фукагавы шагал знакомой дорогой вдоль канала. Неподалеку от Кибы, у дровяных складов, он остановился полюбоваться открывшимся перед ним захватывающим видом. В этот непогожий день свинцовая гладь воды недвижно расстилалась под нависшими тучами. Силуэты лодок и серые скалы на берегу застыли в величественном безмолвии. Гэнго почувствовал, как дрогнуло сердце от этой щемящей красоты природы, которой он раньше не замечал.

Слышно было, как постукивают по застывшей земле деревянные гэта женщин, шагающих по морозцу с голыми ногами, с пристани доносился топот грузчиков. В воздухе висел запах пиленой древесины.

Со всех сторон его окружал этот холодный мир, и плавающие на поверхности узкого канала случайные зеленые овощи или хвосты клубней батата трогали за живое, напоминая о людишках, копошащихся посреди этой вечной природы.

Гэнго с молодости увлекался хайку . Поначалу, что было вполне естественно для человека, занятого всю жизнь служебными делами, это было для него лишь приятным времяпрепровождением в часы досуга. Однако постепенно он так втянулся, что почувствовал необходимость разграничить свое увлечение и реальную жизнь. Тот мир, что открывался перед взором Гэнго через посредство хайку , и тот прозаический мир, с которым он соприкасался в реальной жизни, были совершенно различны. Мир, открывавшийся в хайку , звал его предаться созерцанию и духовному самосовершенствованию, как если бы он жил в уединении и покое. В то же время долг службы требовал от самурая выполнения разнообразных обязанностей, и, хотя его не слишком воодушевляли обременительные регламентации повседневной службы, они были освящены древними обычаями, и отринуть их не представлялось возможным. Притом, оставаясь в пучине суетного, преисполненного бедствий бренного мира, по крайней мере в глубине души он лелеял другой мир. Посреди повседневной рутины он стремился постигнуть тот, другой, безграничный мир в изнанке, в сокрытой сущности самых обыденных вещей и явлений. Однако одними лишь размышлениями постигнуть тот, иной мир было невозможно. Бренный мир страстей, словно мощный поток, незаметно увлекал и нес по течению. Оставалось лишь наблюдать поток, всю его необъятную ширь, и постараться выбраться из воды обновленным, другим человеком. А когда стремительное течение увлекает тебя, приходится изощряться, чтобы все время держать голову над водой. Течение, что влекло Гэнго Отаку, словно сорванный листок, принесло его в ряды ронинов, замышлявших месть — и вот сейчас он стоит на берегу канала в Фукагаве…