Дзиро Осараги - Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах
- Название:Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Гиперион
- Год:2006
- Город:СПб
- ISBN:5-89332-122-7 (1-й том), 5-89332-124-3 (2-й том)
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Дзиро Осараги - Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах краткое содержание
This book has been selected by the Japanese Literature Publishing Project (JLPP), which is run by the Japanese Literature Publishing and Promotion Center (J-Lit Center) on behalf of the Agency for Cultural Affairs of Japan
Перед Вами первый перевод на европейский язык знаменитой исторической эпопеи Дзиро Осараги «Ронины из Ако».
Эта книга, написанная почти сто лет назад по мотивам героического предания о сорока семи ронинах, навсегда завоевала сердца японских читателей и стала популярнейшим народным романом. Тиражи бесчисленных изданий «Ронинов из Ако» в общей сложности составили десятки миллионов экземпляров, намного опережая даже такой бестселлер, как «Миямото Мусаси». На основе романа в разное время было создано три художественных фильма, четыре телесериала так называемой «самурайской драмы», радиопостановки, электронные игры, мультфильмы и комиксы. Увлекательность самурайского боевика сочетается в романе с детальной проработкой исторического сюжета, красочностью лирических описаний и рельефностью портретов. Реальные исторические персонажи — сёгун и вельможи двора, прославленные художники, поэты, философы, мастера чайной церемонии и воинских искусств — воскресают под пером Осараги.
Герои эпопеи, ценою жизни мстящие за смерть своего сюзерена, воплощают благородные идеалы самурайского кодекса чести Бусидо: справедливость, гуманность, верность долгу и презрение к смерти.
На русском языке публикуется впервые.
Перевод с японского Александра Долина.
Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Все как бы слились в единое целое, у всех еще свежи были тревоги и заботы недавнего прошлого, которые порой оживали в сновидениях. Может быть, потому, что все положили столько сил на общее дело, многими овладела какая-то болезненная разговорчивость, так что впору было их пожалеть. Они могли без конца вновь и вновь вспоминать о том, как готовился и осуществлялся их замысел, но не для того, чтобы похвастаться или выпятить свою роль — просто им надо было выговориться. К тому же приставленные к ним стражники все время просили ронинов рассказать еще что-нибудь об их вылазке. Некоторые говорили, что хотят передать эту историю внукам. Иные, вернувшись домой, записывали услышанное. Чувствуя, что просят их от всей души, ронины поначалу немного стеснялись, но, раз начав говорить, постепенно входили в раж и разливались соловьями. Такие посиделки доставляли им большое удовольствие.
На подворье князя Хосокава в верхней комнате, правда, подобных разговоров не велось, но когда из нижней комнаты слышались оживленные голоса молодых самураев, Яхэй Хорибэ и другие ветераны, бывало, спускались к ним послушать. Кураноскэ с улыбкой провожал их взором.
Между ронинами и их охраной с самого начала установились совсем не такие отношения, какие могут быть между арестованными и стражниками. Со временем пленники настолько разбаловались от хорошего обращения, что стали позволять себе капризы. Бывало, так и заявляли своим стражам: мол, воротит уже от ваших яств, принесите лучше просто квашеных овощей, а то, мол, мы уж давно в ронинах обретаемся, простецкой пищей перебиваемся, так она нам и больше по вкусу!
Наступил Новый год. Князь Хосокава пожаловал своим пленникам по новому кимоно- косодэ . Подали и праздничного сладкого вина. [207] На праздник Нового года пьют ритуальное сладкое сакэ из миниатюрных плоских чарок-блюдечек.
На плоских чарках был нарисован журавль.
Луч солнца в первый день нового года коснулся сёдзи с южной стороны дома. Было, казалось бы, ясно, что в конце года сёгун должен был вынести свое решение… Ронинам казалось чудом, удивительным сном, что они все еще живы и встречают еще одну весну. Стража разделяла чувства пленников. «С Новым годом!» — с чувством поздравляли все друг друга, вкладывая в эти простые слова особый смысл. В светлых кимоно все смотрелись празднично. В безоблачном небе слышалось верещание воздушных змеев.
Яхэю Хорибэ в этом году исполнялось семьдесят семь, Кихэю Хадзаме — шестьдесят девять, Кюдаю Масэ — шестьдесят восемь, Дзюнаю Онодэре — шестьдесят один, Магодаю Окуде — пятьдесят семь. [208] В старой Японии не отмечались индивидуальные дни рождения — возраст засчитывался условно по году рождения, который начинался с первого числа первого лунного месяца.
Все они прожили долгую и славную жизнь. Но думали они не только о себе и своих годах, но и о своих близких, мысленно спрашивая себя: как они там?..
Кураноскэ сообщили, что Тикара под конец года простудился. «Как он? О чем сейчас думает?» — гадал командор, сдерживая подкатывающий к горлу комок. Вспоминалось, как они жили в Ямасине. Когда пересаживали пионы, вместе с Тикарой споро махали мотыгами, и от черной земли поднимался пряный дух. В лучах яркого осеннего солнца, пробивавшегося сквозь листву и пригревавшего плечи, отец с улыбкой поглядывал на сына: тот тяжело дышал, по свежему, молодому лицу струился пот… Эта картина вдруг отчетливо всплыла в памяти Кураноскэ. Привыкнув видеть во всем светлую сторону, он постарался прогнать от себя мрачные думы, которые навеяло воспоминание о том солнечном осеннем дне, и обвел глазами своих соратников.
Яхэй Хорибэ, который в последнее время маялся животом, жалуясь, что у него от разносолов несварение желудка, выбрался на веранду погреться и погрузился в чтение «Троецарствия». [209] «Троецарствие» (яп. «Сангокуси», кит. «Саньгоши») — классический народный средневековый китайский роман о междоусобной борьбе между китайскими царствами в начале I тыс. н. э., записанный в окончательном варианте в XIV веке. «Троецарствие» в оригинале и в переводе пользовалось огромной популярностью в средневековой Японии.
Соэмон ушел в соседнюю комнату, сумрачный Кихэй Хадзама, как всегда, чинно выпрямившись на коленях, предавался созерцанию сада. Из угла доносился голос Сукээмона Томиномори, который кому-то что-то настойчиво доказывал. Взгляд Кураноскэ остановился на Дзюнае Онодэре, который, пристроившись в другом углу перед открытым письменным прибором, как всегда, что-то сосредоточенно писал. Подле него присел самурай из охраны Дэнэмон Хориути. Он с первого же дня относился к ронинам с особым уважением и симпатией. Хотя переписка была им строго запрещена (единственное ограничение, наложенное князем Хосокавой), Дэнэмон на свой страх и риск брался передавать письма. Он же приносил вести о том, как обстоят дела у их товарищей, что находятся на подворьях у других даймё . Вот и теперь Дэнэмон наверняка ждет, пока Дзюнай закончит очередное письмо жене в Киото.
Действительно, на следующий день Дэнэмон был свободен от дежурства и собирался по этому случаю доставить письма пленников друзьям и родственникам, а также передать все, что нужно, на словах. В лице Дэнэмона было что-то от благородного самурая былых времен. Человек он был порядочный и совестливый, слов на ветер не бросал и сердце его более, чем у кого бы то ни было, было переполнено восхищением перед вассальной верностью ронинов. Он взялся за свою добровольную службу, потому что считал, что тем самым возвеличит честное имя своего рода, и старался по мере сил облегчить жизнь пленников, надеясь и веря, как многие, кто шептался об этом на улицах, что жизнь героев удастся спасти. Встретив в лице Дэнэмона столь глубокое сочувствие и бескорыстную самоотдачу, Кураноскэ испытывал невольное чувство вины. То, что люди так сочувствовали им, доказывало, что они одобряют избранный ронинами путь и считают их поступок героическим деянием, но Кураноскэ казалось, что их слишком захвалили, и хотелось возразить: «Да нет же! Все совсем не так!»
Ему было неловко, что Дэнэмон и все прочие их союзники сейчас истолковывают даже те загулы, которым он предавался в Киото, чтобы сбить с толку шпионов противника, как пример беззаветного героизма, направленного на то, чтобы скрыть от врага истинный план мести. «Ну, наверное, вам тогда было так тяжело!..» — говорил от всей души Дэнэмон, но Кураноскэ знал, что на самом деле было по-другому. Ему хотелось сказать: «Нет! Вы ошибаетесь». Но вновь, уже в который раз он предпочитал малодушно смолчать, не в силах выставить себя на позор, и только, изменившись в лице, со странной горечью смотрел на Дзюная, так хорошо понимавшего все его переживания, — будто взывая о помощи. Дзюнаю было жалко командора, но понять его до конца он был не в силах.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: