Николай Задорнов - Первое открытие [К океану]

«Кому-то попадался», — заметив его руку на перевязи, подумал Алешка со страхом и неприязнью.

Корсаков представил забайкальцев.

— Чем ты занимаешься на заводе? — строго спросил Муравьев у старика Карпа.

— Да какие у нас работы, ваше превосходительство! Мы ведь и живем далеко от завода. Только что прозываемся заводскими, а на заводе, почитай, и не бываем. Заводских работ не много. Когда велят, урок отбудешь, дров нарубишь. А то рыбу ловим. Начальству же идет.

Муравьев уже знал: крестьяне, приписанные к заводам, годами сидят без казенного дела, их жестоко притесняют горные чиновники.

— Бывает, и соболя принесем, — продолжал Карп, — тогда уже не неволят. Живи как знаешь. Из-за них и стараемся.

— А пашня у тебя есть?

— А как же!

— Бердышов? — неожиданно спросил губернатор у Алексея.

— Однако, Бердышов, ваше превосходительство! — бойко ответил Алешка, стараясь не растеряться.

— «Однако»! — насмешливо повторил Муравьев и, прищурившись, оглядел казака с головы до ног. Как показалось Алексею, он остался недоволен осмотром.

Губернатор встал, и оказалось, что он невысок ростом.

— Ты бывал на Амуре? — спросил генерал.

— Однако, бывал, ваше высокопревосходительство! — Без «однако» Алексей от волнения ничего не мог сказать и чувствовал, что получается нехорошо.

Генерал опять сощурился. Карпу подумалось, что он сейчас подступит к Алешке и за такие разговоры даст ему здоровой рукой.

— Ты только на Амуре бывал? Или и в тайгу ходил и видел, какие там земли?

— Везде бывал, — ответил Бердышов.

— Живут ли китайцы на тех землях?

— Нигде не живут, — сказал Алексей. — Есть у маньчжур жилые места по правому берегу, а по левому — почти что пусто.

— Только торговцы туда и приходят, — молвил седой старик Карп, — зайдут, поторгуют с народами и уберутся.

— А чиновники бывают?

— Нет, чиновников не бывает.

— Почему не бывает! — возразил Алешка. — Заходят и чиновники.

— И наши чиновники туда тоже ходят! — сказал в запальчивости Карп.

— Верно, наше начальство тоже там часто бывает, — добавил Алешка. — Вот был у нас атаман, до Скобельцына. Я не знаю, Скобельцын-то ездит туда или нет, — сказал казак, хитро поглядывая на Карпа, — а тот, бывало, каждую зиму соберет человек пять-шесть, и отправляются в тайгу, на Амур ли, на Урушу или куда еще — собирать налог. Ведь инородцы любят давать налог, албан. Но не даром, а за подарки. По речкам собирают ясак [96] Ясак — налог. с орочен, с тунгусов.

— Для кого же? — спросил губернатор.

— Как для кого? — ответил Алексей. — На казну орочены из той земли сами привозят ясак и отдают на границе на постах. У меня друзья есть орочены, они ко мне приезжают и жалуются, что за ними наши урядники и атаманы до самого Шунгала достигали.

Слушая ответы казаков, губернатор вдруг высвободил из перевязи больную руку, присел за стол и, свободно ухватив ею перо, что-то быстро написал на бумаге.

— Далеко ли заходят? — спросил он.

— Далеко! — ответил Алексей, поглядывая мельком на губернаторскую руку и удивляясь, как быстро она оздоровела. — Пока всех там не оберут, не выйдут, — продолжал он. — Я на Амгуни бывал, так туда из Уддского края даже сам исправник ездит. А другим говорит, что земля ничья, по договору не разграничена, и другим ездить не позволяет.

— Как же! Ему выгодно! — подтвердил Карп.

— Туда явилась экспедиция какая-то. Так он страстей насказал: что дороги нет, что и маньчжуры схватят. Немец был над экспедицией начальник. Он все записал и подался в обратную сторону. А исправник тулуп надел, залез на оленя, колокол на шею — и поехал через эти горы за ясаком. А на Бурею опять попы ходят. Тоже ясак берут за церковь. Вот те далеко заходят. Я встретил их в низовье Буреи. Там и место хорошее! Лесам нет конца! И луга есть, и степи такие, что глазом не окинешь. Вольно! Начальства никакого нету. Тайга густая, как стена. Зверя только ловить успевай.

— А разве лучше там, где нет начальства? — строго спросил Муравьев. — Разве вас в Забайкалье теснит начальство? Ведь на Усть-Стрелке, пожалуй, никакого начальства нет.

— Как нет? Всему Забайкалью Кандинские вздохнуть не дают. Орочена если спугнешь, он уйдет на новые места, его не сыщешь. А мы на одном месте живем, у нас хозяйство, служба. Куда денешься?

— Кандинские?! — вскричал Муравьев. — Да какие они начальники? Они торгаши!

Муравьев еще в Петербурге слышал о забайкальских богачах Кандинских.

— Мы у них товар берем — им подчиняемся, — сказал Алешка.

Муравьев опять сел за стол и стал писать.

— Ну, а столкновений у вас не бывало с маньчжурцами?

— Был случай, — сказал Карп. — Моего товарища Маркешку, схватили. Он в Китай уехал верхом на полковнике маньчжурском. Тот толстый был, сидел в нарте, а Маркешка маленький. Стали барахтаться, царапаться, кусаться, а собаки испугались и утащили их. Потом, однако, через полгода Маркешка в Кяхте объявился. Его чуть не через весь Китай в клетке везли.

— Почему же вы туда ходите? Ведь туда проникать запрещено.

— Почему же не ходить? — ответил Карп. — Там была наша земля.

— Что значит — была ваша земля?

— А мы знаем места, где чья была заимка. Маркешка показывал свою пашню, так на ней березы выросли в два обхвата толщиной. Говорит, старикова пашня там была и он эти места знает.

— Где же эта пашня?

— Где Албазин стоял, так немного пониже.

— Ты знаешь место, где стоял Албазин? — удивился Муравьев.

— Могу показать, — ответил Карп.

Губернатор велел Карпу повторить рассказ о столкновении под Айгуном, о котором знал по протоколу.

— Так ты отказался поклониться маньчжурскому генералу? — спросил он.

— Так точно! — вытягиваясь, отчеканил старик.

Рассказ этот губернатору нравился. Ему по душе были все признаки уважения и почтения к русскому начальству, и тем приятней было пренебрежение к начальству нерусскому.

Губернатор спросил, какие города на правом берегу Амура.

— На Амуре какие города! — воскликнул Алексей. — Айгун да караул на Улус-Модоне! Три юрты да будка.

— Айгун большой ли город?

— С Иркутском несравнимо! Стены из глины, стоят пушки в деревянных ящиках… А там дальше, за Айгуном, пошла тайга.

— Бывал ли ты на устье Амура?

— Никак нет! В Тугуре был и прошел горами на Амгунь. Морем сил не было идти — ветер живьем сжигал.

— А ты пошел бы?

— Можно было бы, — безразлично отвечал Бердышов.

Муравьев заходил по кабинету. Он был с брюшком, рыж. «Проворный, как хорек», — подумал Алексей.

Губернатора брала досада. Он стал браниться, что, кроме торговлишки и соболишек, они знать ничего не хотят.

— Какие вы казаки! — подскочив к Алексею, трепал он его рубаху. — Вы торгаши! Кожаные рубахи! Ичиги! Разве сапог у вас не делают? А потом — как же так? Один из вас казак, а другой — мужик! А оба Бердышовы и ничем друг от друга не отличаетесь.