Любовь Воронкова - След огненной жизни

Может быть, Кир стал слишком старым, может, он вспомнил о своем беззащитном детстве, но сердце его дрожало. Он не хотел этой смерти.

Спаргапис умер. Царице Томирис больше нечего было ждать и больше незачем щадить Кира. Она собрала все войско, которое у нее было, и яростная, беспощадная, безудержная в своем горе и в своей ненависти напала на Кира.

Еще с вечера разведчики принесли весть, что скифы недалеко. Они готовы к бою, но, видно, ждут утра.

Кир не спал. Почему-то вспоминалась молодость, дальние походы, трудные осады, бои… Крепостные стены лидийских Сард, которые казались неприступными. Башни Вавилона и их медные ворота, которые казались несокрушимыми… Крепости ионийских городов… Но тогда все было ясно: осада, бой. Город, который нужно взять. Войско, которое нужно разбить…

А здесь? Враг, уходящий куда-то, исчезающий. И ни городов, ни крепостных стен. Как воевать? Что осаждать, побеждать, захватывать?

А войско Кира все больше устает, все больше изматывается в этой войне без боев, в войне без противника, всегда настороженное, в постоянном ожидании неведомых опасностей…

Кир встал и поднял свои войска до рассвета. По обычаю персов, они молитвой встретили восходящее солнце — их божество, совершили возлияние. И стали готовиться к битве.

«Мне кажется, сражение это было наиболее жестоким из всех, в каких когда-либо участвовали варвары», — говорит Геродот.

Кир, когда увидел надвигающееся на него с дикими криками войско массагетов, собрал все свое мужество закаленного в боях воина и хладнокровие опытного полководца. Но все же при виде этой конницы, поднявшейся словно туча на горизонте, ему мгновенно вспомнилась страшная песчаная буря в пустыне Деште-Кевир, которая надвигалась вот так же зловеще и неотвратимо.

Два войска сошлись и встали друг против друга. Полетели стрелы. Кир заметил, что массагеты стреляют не хуже, а лучше, чем его стрелки, и что они натягивают лук иначе, чем персы и другие народы. Персы притягивают тетиву к груди. А массагеты становятся к неприятелю боком, притягивают тетиву к плечу, и стрела у них летит с большей силой. Они проворны в бою, стреляют и правой и левой рукой, и что воины Кира, пораженные стрелами, падают чаще, чем у массагетов…

«Надо будет научить наших лучников тому же», — думал Кир.

Он видел, как, словно атласные, отсвечивают у массагетов их колчаны. И, вспомнив, что они часто делают колчаны из человеческой кожи, содрогнулся.

Бой нарастал. Стрелы с гудением густо летели и с той, и с другой стороны. Но вот колчаны опустели, и воины двинулись друг на друга с копьями и мечами.

Бились долго, упорно, беспощадно. Персы не привыкли отступать и к тому же знали, что если не победят, то погибнут. А Томирис в своем неистовом гневе и ярости готова была погибнуть, но отомстить Киру за своего сына. И они дрались насмерть.

Ни один солдат не отступил, не попытался бежать. Или победа или смерть. Или смерть или победа.

Победили массагеты. Почти все войско Кира полегло на этом роковом поле битвы, а те, кто остались в живых, напрасно искали своего царя и полководца Кира.

Убитый Кир лежал среди своих убитых солдат.

Сражение кончилось.

Светлые жестокие глаза Томирис сверкали на коричневом от плотного загара лице.

— Найдите мне Кира! — приказала она.

Вскоре убитый царь, раскинув руки, беззащитно лежал перед ней на земле.

Томирис велела наполнить кровью кожаный мешок.

— Хотя, я вижу, и победила тебя в сражении, но ты причинил мне тяжкое горе, коварством отнявши у меня сына, и я насыщу тебя кровью, как угрожала!

Сказав это, Томирис своими руками приподняла тело Кира и погрузила его голову в мешок, полный крови.

«Относительно смерти Кира существует много рассказов, — заключает Геродот свое повествование о царе Кире, — я привел наиболее правдоподобный».

Так погиб Кир, «царь народов, великий царь, могучий царь», как тогда именовали его.

Персы называли его отцом, а греки считали образцом государя и законодателя.

Он царствовал двадцать восемь лет.

В родовом городе Кира Пасаргады поставили ему гробницу. Это была небольшая массивная башня, похожая на зиккурат, окруженная колоннами. Густые кущи деревьев охраняли гробницу от жгучего солнца, — тому, кто лежит здесь, нужны тишина и покой, потому что в жизни его не было ни покоя, ни тишины.

Наверху гробницы устроен склеп с очень узким входом. Там стояло золотое ложе и на нем золотой саркофаг, стол с золотыми кубками, множество царских одеяний и украшений с драгоценными камнями хранилось там. Там же лежало и оружие царя — его лук, щит и меч. Над всем этим была надпись:

«Человек! Я, Кир, создатель державы персов, и я был царем Азии. Поэтому не завидуй мне за этот памятник».

Потом гробницу разграбили, ложе и саркофаг разбили на куски. Хотя маги сторожили ее и получали за это каждый день овцу и каждый месяц — лошадь.

Все это было очень давно. Прошли тысячелетия, и в долине Мургаб, где шумел богатый город Пасаргады, нет ничего. Лишь несколько обломанных колонн, кое-где цоколи, на которых стояли колонны, каменные косяки от ворот — вот и все, что осталось от столицы древних персидских царей…

Но гробница Кира стоит и сейчас. Только ни зелени, ни прохлады деревьев нет около нее. Солнце палит древние камни, «и степной ветер обвевает их жарким дыханием. И никаких пышных надписей, о которых говорит Геродот, нет на ней. Лишь одна строка доносит нам из давних времен голос, великого полководца:

«Я, Кир, царь, Ахеменид».

Горит — футляр для лука.

Аб — июль-август.

Так звучит по-персидски имя Кира. Киром его назвали эллины.

Тиара — головной убор персидских царей.

Сейчас ее называют Керха.

Стадий — около 200 метров.