Константин Сибирский - Черная тень над моим солнечным завтра

— Дикая техническая отсталость! Труд рабов! А вы говорите догнать и перегнать передовые индустриальные страны? С кем? С этими людьми, которых мы видели? Они едва держатся на ногах и превращены в жалкий и малопродуктивный рабочий скот?…

— Объективные причины… — начинает Коробов, но Краус перебивает его:

— Я удивляюсь, как вы не боитесь гнева народа; ведь не вечно же он будет бессловесен и покорен. Я тоже коммунист и на мой взгляд…

Арбузов, развалившись в кресле и нагло улыбаясь, произносит:

— Во-первых, уважаемый господин Краус, большевикам вообще незнакомо чувство страха, а во-вторых…

Оперенная стрела разбив стекло застряла в спинке сиденья. Гремит выстрел. Осколки стекла со звоном сыплятся на пол и столики. Пассажиры вздрогнув, нервно поворачиваются к окну, но реакция не знающих страха большевиков — Коробова и Арбузова — сильнее и они дружно, как по команде прячутся под столы… Видя, однако, что серьезной опасности нет они появляются вновь и Коробов говорит:

— Спокойствие, товарищи! Стрела, пущенная каким-нибудь потомком Чингизхана, не остановит победного шествия социализма!

Многие улыбаются в ответ на эту тираду.

— Итак «во-первых» — мы видели. Что же «во-вторых»? — не унимается Краус.

— Товарищ Краус! В порядке партийной дисциплины, я призываю вас прекратить неуместный разговор, — резко говорит Коробов.

— Я в порядке критики и самокритики… — пытается оправдаться немецкий коммунист.

— Что происходит? — удивлен Де-Форрест.

— Может быть, это инсургенты!? — спрашивает Мак Рэд.

Де-Форрест вынув стрелу и рассматривая ее произносит качая головой:

— Это мне напоминает семидесятые годы прошлого столетия, у нас, на диком Западе…

Начальник строительства Иван Шеболдаев с искренним русским радушием принимает американских гостей в своем кабинете. Жесты его размашисты и подчеркивают широкую, грубовато-добродушную русскую натуру. Обстановка самая простая и даже сердечная. Он говорит громко, как и подобает «отцу-командиру».

— Ну, вот и прекрасно. Теперь наша механизация Сдвинется с мертвой точки. Работы не боитесь? — спрашивает он.

— Мы приехали сюда не развлекаться, — отвечает Мак Рэд.

— У нас работы много — Шеболдаев показывает рукой на развернувшуюся за окном панораму огромного строительства. — Идемте, покажу нашу гордость!

Шеболдаев показывает инженерам строительство. Он увлечен и его глаза блестят, будто у влюбленного юноши. Они подымаются на строительные леса доменных печей. Свежий ветер треплет полы пальто и развевает волосы сопровождающей их Ирины.

— Поразительно! Мы не ожидали здесь увидеть строительство такого масштаба, — замечает Мак Рэд.

— Не верили в наши силы? Ленин завещал нам индустриализировать Россию. И мы, — старые большевики-ленинцы, честно выполняем его завещание, — горделиво произносит полный пятидесятипятилетний мужчина. Петлица его пальто украшена красным эмалевым флажком члена правительства.

Они сходят вниз и оживленный Шеболдаев ведет иностранцев по территории завода.

— Большой завод, — соглашается Мак Рэд.

— Э, батенька… Русский богатырский размах! Одна строительная площадка тридцать квадратных километров… Не то, что вникнуть в дело, а обойти невозможно. Здесь в стужу, лютые сорокаградусные морозы, когда руки прилипают к металлу, советские, рабочие, отказывая себе во многом, строят детище пятилетки, — объясняет Шеболдаев.

Десятки бездействующих экскаваторов напоминают стадо железных слонов, запутавшихся в непроходимых джунглях строительных материалов.

Горы цемента, леса и рельс свалены в хаотическом беспорядке, Рядом с подъезными путями, в грязи, под открытым небом ржавеют сложные машины и оборудование.

Мак Рэд и Де-Форрест останавливаются перед копировальным американским станком, застрявшем до половины в тинистом неустойчивом грунте.

— Это расточительство!… — возмущается Де-Форрест — вы заплатили долларами за станки и теперь выбрасываете их на свалку…

— Это наш приемный двор… — объясняет Шеболдаев.

— О… Это техническое варварство! Первым долгом необходимо навести порядок здесь, устроить крыши, смазать машины…

— Мне пять раз меняли главных инженеров… Они действительно здорово напутали. Сам я по профессии пекарь и занимаюсь только организационными вопросами. Лишь только теперь мне дали настоящего инженера. А вот и он, — говорит Шеболдаев, кивнув в сторону направляющегося к ним навстречу стройного молодого человека с интеллигентным лицом.

— Познакомьтесь, Илья Николаевич, со своими иностранными коллегами, — произносит Шеболдаев и повернувшись к инженерам добавляет, — это мой заместитель. Инженер русской школы. Универсал. Золотые руки.

— Очень приятно! — по-английски отвечает Шахматов, — очень рад. Мы остро нуждаемся в вашей помощи!

Инженеры пожимают друг другу руки и продолжают шествие.

Мак Рэд и Де-Форрсст всматриваются в лица людей. Монголы и финны, русские и грузины, узбеки ц стройные аджарцы, говорящие на разных языках, удивленно рассматривают американцев.

Мак Рэд тоже удивленно рассматривает группу плохо одетых рабочих, подымающих огромную строительную рельсу.

— Почему вы не используете механизмов? — спрашивает Мак Рэд, указывая Шахматову на бездействующий электромагнитный кран.

— Он наверное снова испорчен, — с досадой отвечает русский инженер, — из-за большой текучести рабочей силы мы не в состоянии как следует обучить специалистов…

Шахматов направляется к крану и, устранив неполадку в моторе, пускает машину в ход… Отбежавшие в сторону рабочие наблюдают, как кран легко, будто соломинку, подымает тяжелую рельсу.

— Какое у тебя впечатление от этого строительства, Джордж? — спрашивает Мак Рэд.

— Мне, кажется, что я попал на вавилонское столпотворение, где смешались двунадесять языков.

— Вавилон двадцатого века! Образное сравнение, но оно мне не нравится…

— Почему?

— Я не суеверен и лишен предрассудков, но сравнивать… строительство социализма с Вавилоном, не совсем приятно для идейного коммуниста, — недовольно отвечает Мак Рэд.

— Мой друг! — многозначительно и с укоризной качает головой Де-Форрест. — Поживем-увидим.

Большой шестиместный автомобиль мчится по улицам еще недостроенного города. Развертывается панорама однотипных пятиэтажных домов, напоминающих огромные упаковочные ящики расставленные на сером конвейере улиц.

— В этих домах живут рабочие, — объясняет Шеболдаев.