Михаил Иманов - Меч императора Нерона

— На флоте нечего делать женщинам, а наш Дорифор, как известно, их и не жалует!

Больше всего, по понятным причинам, Дорифора не любила Поппея, и со времени своего назначения он ни разу не появился при дворе.

Никий сам отправился в Мизены. Дорифор не изменился, остался таким же напыщенным и глупым. Встретил Никия высокомерно, будто не Никий, а он все еще был любимцем императора. Впрочем, Никий сбил с него спесь довольно быстро, сказав, что император недоволен им и послал Никия сообщить, что он смещается со своего поста. А кроме того, необходимо проверить сведения о злоупотреблениях, имевших место среди офицеров Мизенского флота. И если эти сведения подтвердятся, Дорифор будет предан суду.

— А тебе известно,— добавил Никий в конце своего сообщения,— какое наказание в таких случаях выносит суд?

— Да,— кивнул побледневший Дорифор и спросил плачущим голосом: — Что же мне делать, Никий?

Никий холодно пожал плечами, показывая, что ничем помочь не может, и попросил принести счета и другие бумаги. Дорифор побледнел еще сильнее, руки его дрожали, а в глазах стоял ужас. Он униженно стал просить Никия помочь ему, сказав, что готов сделать для него все, что угодно.

— Неужели все, что угодно? — спросил Никий с насмешливой улыбкой.

Префект Мизенского флота схватил руки Никия и прижался к ним губами, бормоча срывающимся голосом:

— Все! Все, что ты скажешь.

И тогда Никий сказал, чего он хочет от Дорифора, добавив, что командовать флотом он, конечно, уже не останется, но сможет безбедно жить где-нибудь на островах, к примеру на Сардинии.

— На Сардинии? — переспросил Дорифор.— Безбедно?

Никий подтвердил. Тогда Дорифор ответил, что согласен, и, всхлипнув, зарыдал, упав головой на стол.

В тот же день Никий вернулся в Рим, везя в своей повозке не перестававшего плакать Дорифора.

Короткое время спустя — в этом вопросе Нерон был нетерпелив — созывается некое подобие совещания при принцепсе, куда приглашаются близкие Нерону придворные и несколько влиятельных сенаторов. Бледный, изможденный, словно бы перенесший пытки Дорифор (хотя его никто пальцем не тронул) выходит вперед и начинает отвечать на вопросы Нерона о его связи с Октавией. Он рассказывает не только о том, каким образом Октавия принудила его к сожительству, но и как происходили их интимные встречи. Он рассказал, как Октавия плясала перед ним совершенно голая, имитировала половой акт сама с собой и даже оправлялась перед ним, чтобы возбудить еще больше несчастного префекта. Никто не требовал от Дорифора всех этих подробностей, но он, то ли назло Нерону, то ли считая, что таким образом лучше выслужится перед ним, то ли от непроходимой глупости, ему присущей, не только рассказывал все это, но и пытался все изображать, делая непристойные телодвижения, а один раз даже хотел обнажиться.

Все присутствующие, за исключением лишь некоторых отъявленных развратников, смотрели на Дорифора с брезгливостью, и только Нерон слушал его с откровенным удовольствием, время от времени задавая уточняющие вопросы, на которые Дорифор охотно и пространно отвечал. Нерон даже спросил его, хотя это было совершенно излишним:

— Но говорят, что ты не можешь спать с женщиной, Дорифор. Правда ли это?

— Правда, принцепс,— скорбно кивнул Дорифор.

— Тогда поясни, как же у тебя получилось?

Дорифор тяжело вздохнул и, глядя на принцепса взглядом оскорбленной невинности, ответил:

— Сам не знаю, принцепс, как это у меня получилось. Но Октавия делала такое, что могла бы заставить и мертвого. Вот я сейчас расскажу.

Он уже готов был излагать свои мерзости и дальше, но его остановила Поппея, все это время молча сидевшая рядом с Нероном.

— Я думаю, достаточно,— холодно произнесла она, посмотрев на Нерона.

— Ты думаешь,— император несколько растерялся, но, сумев взять себя в руки, проговорил величественным тоном, обращаясь к Дорифору: — Достаточно, Дорифор.— И, оглядев присутствующих, добавил: — Суть дела ясна, вина Октавии доказана, и новые подробности вряд ли добавят к этому что-либо существенное.

Присутствующие облегченно вздохнули, а Октавия, резко поднявшись, покинула зал, где проходило собрание.

Уже на следующий день был обнародован указ принцепса, где говорилось, что Нерон дознался: Октавия, дабы располагать флотом, соблазнила его префекта, чем нанесла оскорбление императору и всему римскому народу. За это преступление она заточается на острове Пандетерие.

Народ воспринял указ с тихим ропотом, но никаких волнений на этот раз не случилось, тем более что все возможные меры, чтобы не допустить беспорядков, были приняты заранее. Никий слышал, что один из сенаторов, присутствовавших при допросе Дорифора, сказал другому, удрученно качая головой:

— Да, достаточно взглянуть на несчастную Октавию всего один раз, чтобы представить, как она танцевала обнаженная перед этим ублюдком Дорифором. Значит, у нас в Риме слишком плохи дела, если не находят более приличного способа удалять мешающих жен.

Покосившись на Никия, сенатор замолчал, и они быстро удалились. А Никий подумал, что дела в Риме и в самом деле не очень хороши, если такое говорят во дворце принцепса, не очень-то опасаясь доноса.

Несколько дней Нерон не принимал его, и Никия охватило беспокойство. Впервые за все время пребывания в Риме он почувствовал настоящую опасность.

Вдруг поздно вечером Нерон прислал за ним. Встретил он его словами:

— Знаешь, Никий, никогда не думал, что Дорифор так легко признается.

— Я и сам удивлен,— благоразумно ответил Никий.

Нерон, прищурив глаза, внимательно на него посмотрел. «Не смотрит, а осматривает»,— мелькнуло у Никия.

— Знаешь, Никий,— продолжил Нерон, с заговорщическим выражением оглянувшись по сторонам,— скажу тебе между нами — Поппея недовольна.

— Недовольна? — Никий умело изобразил удивление.

— Представь себе,— заговорил Нерон шепотом,— а ведь все это делалось только ради нее. Пойми этих женщин! Все зло от них. Если бы не наслаждение, которое они дают, да еще умение рожать, то, думаю, род человеческий вполне бы обошелся без женщин. А? Как ты думаешь?

— Не знаю, принцепс.

Нерон вздохнул.

— Вот видишь, в своей собственной семье император далеко не всегда властитель.— Он сделал паузу, посмотрел на дверь комнаты Поппеи.— Она не просто недовольна, Никий, она недовольна тобой.

— Мной? — Никий побледнел, причем совершенно естественно; не ожидая ничего хорошего, посмотрел на Нерона. Подумал: «До чего же неприятное у него лицо». Вспомнил, как Нерон веселился, когда Дорифор рассказывал все эти мерзости про Октавию, и лицо Нерона показалось ему уже совершенно противным.

— Да, Никий, тобой.— Нерон снова вздохнул.— Сам не понимаю, что с ней такое случилось — наверное, беременность так действует на нее, у женщин это бывает. Я говорил, но разве ей что-нибудь докажешь... И вот что я подумал: почему бы тебе не уехать из Рима? Поменяешь обстановку, посмотришь новые места.