Леонид Жариков - Червонные сабли

На поверхности Сергей вытряхнул деньги на пол: каких только «кредиток» здесь не было! Николаевские рубли и четвертные с изображением царя. Керенские «сороковки» и «двадцатки», деникинские тысячные ассигнации и колчаковские деньги. Были в мешке и петлюровские «карбованцы», и даже пачка махновских самодельных билетов, у которых на лицевой стороне значился девиз: «Анархия - мать порядка», а на обратной песенка:

Гоп, кума, не журись,

У Махна гроши завелись!

Кто не буде гроши брати,

Того буде Махно драти.

Бойцы обступили распоротые мешки и смотрели на деньги кто с любопытством, кто равнодушно, а иные задумались. Сколько в этих разноцветных бумажках людского горя, сколько труда, пота и крови, мук и страданий! Совсем недавно они были всесильными, а теперь потеряли всякий смысл. Бойцы ходили по деньгам, а потом заспорили, что делать с «кладом».

- Бедным раздать, - предложил Ленька.

- Вот еще... Смеяться над людьми вздумал? Из этих денег только кораблики клеить детишкам.

- В штаб надо сдать.

- Там и без того бумажек хватает...

- Отнесите деньги в ту комнату, где камин, - сказал Сергей.

3

Сергей был коммунаром душой и сердцем. Было у него три учителя в жизни: Томазо Кампанелла, Ленин и Олеко Дундич. У первого он учился мечте о Коммуне. У Ленина - борьбе за Коммуну и непримиримости к врагам революции. У Дундича - отваге разведчика.

Богачей он ненавидел лютой ненавистью, был нетерпим к жадности, испытывал отвращение к наживе, скупости, мелочности.

Первым его правилом было - не иметь ничего своего. Отбил у врага дорогое оружие - бери, кто хочет. Появилась лишняя рубаха - носи, друг. Есть кусок хлеба - дели пополам. Он был влюблен в идею Коммуны и готов был принять смерть за нее.

У Сергея был свой план построения коммунизма. Если отменить деньги, люди перестанут наживаться, не будет ни богатых, ни бедных. Придумал это он давно, еще в юности. Но с годами понял: ошибался. Однако неприязнь к деньгам, как причине всех бед, сохранилась.

Мешки с деньгами свалили у камина. Сергей уселся в кресло, взял первую попавшуюся под руку пачку, вытащил четвертной билет и подал его Хватаймухе.

- Петро, гляди на свет.

- Ну и что?

- Царя видишь?

- Вижу.

- Я его присуждаю, эксплуататора и узурпатора, к смертной казни. - Он взял четвертную и, держа царя вниз головой, поджег и сказал: - Смерть частной собственности и знакам ее власти! - С этими словами он кинул в камин кредитку и добавил: - Ленька, гляди, каким огнем будет пылать Николай, а каким Екатерина!

Желая повеселить уставших бойцов, Сергей вспомнил давний синеблузный спектакль и, бросая деньги в огонь, стал декламировать:

Тут золота довольно для того,

Чтоб сделать все чернейшее белейшим,

Все гнусное - прекрасным, всякий грех -

Правдивым, все низкое - высоким,

Трусливого - отважным храбрецом,

Все старое - молодым и свежим.

К чему же мне, о боги, это все?

Бессмертные! К чему? Скажите это...

Входя в роль, Сергей поднялся и, звякая шпорами и шашкой, прошелся по комнате. Он громко читал, поднимая руки к потолку, точно разговаривал с самим богом:

...Да, этот плут сверкающий начнет

И связывать и расторгать объятья,

Благословлять проклятое, людей

Ниц повергать пред застарелой язвой,

Разбойников почетом окружать,

Отличьями, коленопреклоненьем,

Сажая их высоко на скамьи

Сенаторов. Вдове, давно отжившей,

Даст женихов...

Ступай... проклятая земля,

Наложница всесветная!..

- Ну и артист ты, Сергей... Сколько же ты стихов знаешь?

- Все, сколько есть на свете... Петро, проверь и смени караулы. Да позови эконома.

Пришла старуха.

- Я вас слушаю, господин-товарищ.

- Чьи деньги были в тайнике?

Экономка увидела в камине горящие деньги и окаменела.

- Успокойся, мамаша, - сказал один из бойцов. - Деньги эти давно устарели.

- Зачем же их жечь? Побойтесь бога!

- Деньги не бог, а сводня между трудом и капиталом, - сказал Сергей.

- Деньги жечь - безумие! - повторяла экономка, не в силах отвести глаз от весело пылающих кредиток.

- Да ты пойми: эти деньги не ходят, - говорил Сергей, желая успокоить старуху.

- Но ведь это деньги...

- По всему видно, что ты Врангеля ждешь, тетка, - рассердился Сергей. - Погляди, какой дрянью платил он тебе. Посмотри, их вон крысы погрызли. А ты складывала грязные бумажки в сундук... Цепляешься за них, как вошь за кожух.

Неожиданно экономка улыбнулась и ласковым голосом попросила:

- Дайте мне эти грязные бумажки.

Сергей взял наугад две пачки кредиток и протянул старухе.

- Бери на память. Любуйся ими, а хочешь - молись. Привыкли жить по старинке и думаете, что в этих кровавых бумажках все счастье человека.

Бойцы ожидали, что экономка уйдет, но она сцапала две пачки денег, прижала их к груди и снова униженно попросила:

- Миленькие, дайте еще! - Глаза у старухи лихорадочно заблестели, руки тряслись.

Красноармейцы хмуро смотрели на экономку. Сергей сказал с досадой и сочувствием:

- Как тебя, однако, искалечила жадность!

- Правда, товарищи-граждане, чистая правда... Только дайте еще грошей...

- Уходи, тетка, смотреть на тебя тошно, - сказал Сергей. - Притворяешься несчастной, а сама кулачка.

Бойцы с удивлением смотрели на экономку. Куда девалось ее первоначальное достоинство и просто-напросто человеческий облик. За минуту она постарела, сгорбилась. Старуха то всхлипывала, то смеялась и тянула руки к деньгам.

- Глянь, с ума сходит... Сергей, отдай ты ей все деньги, нехай исчезнет с глаз.

Экономка бросилась к груде кредиток, стала перед ними на колени, потом на четвереньки. Глаза ее бегали, платок сбился на ухо. Она загребала деньги руками. Пачки выскальзывали из-под локтей, но она снова хватала их и опять роняла.

- Уведите ее, - сказал Сергей с болью и пояснил сам себе: - Вот что делает с человеком собственность...

4

В течение дня дважды прибывали связные от командира группы Павло Байды. Донесения отправляли дальше, в штаб армии, а связные вернулись обратно. Все казалось спокойным в поместье Фальцфейна. Не знали разведчики, что лупоглазый Сенька Цыбуля предупредил врагов и тайно провел их в имение.

На обширном дворе экономии было пустынно и тихо. В тени деревьев подседланные кони мирно похрустывали кормом. Одинокий часовой сидел на ступеньках панского дома и выковыривал из желтого подсолнуха семечки. На коленях у него лежала винтовка.

Врангелевцы ворвались с разных сторон. Одни бросились захватывать лошадей, другие кинулись к часовому. Он отбросил подсолнух и схватился за оружие, но выстрелить не успел: сзади подкрался чеченец и ударил его шашкой по голове. Винтовка, гремя, покатилась по ступенькам.