Алан Савадж - Последний знаменный

— Цыань, — приветствовала Цыси, — я так рада тебя видеть. Как же давно ты не навещала меня!

— Да, прошло немало времени после твоего последнего визита ко мне, — парировала Цыань.

— Знаю. Я очень занята делами государства. Но теперь, насколько я понимаю, ты хочешь занять подобающее тебе место рядом со мной в управлении нашей великой империей.

Цыань возмущенно взглянула на нее, но врожденная тактичность не позволила ей напомнить своей напарнице, вдовствующей императрице, что подобающее ей место не рядом, а впереди Цыси.

— Мы должны многое обсудить, — заметила она.

— Для этого я тебя и позвала. Но сначала давай сядем и попьем чаю, тогда беседа пойдет легче. — Цыси села рядом с Цыань. — Мне удалось раздобыть немного молочных пирожных для тебя.

— Очень любезно с твоей стороны. — Цыань взяла пирожное, надкусила его и тут заметила, что Цыси не ест. — А ты сама не попробуешь?

— Я не люблю молочные, — сказала Цыси. — Все они для тебя. Итак, я знаю, о чем ты хочешь поговорить: о слухах, распространяемых евнухами Вань Лицюня. Ох уж эти евнухи! От них все беды нашего общества.

Цыань съела еще одно пирожное. Всегда склонная к полноте, овдовев, она оставила все попытки сохранить фигуру и выглядела теперь поистине тучной.

— Дыма без огня не бывает, Цыси, — заметила она.

— Не спорю. Вполне возможно, Цюньци и на самом деле предложил своей дочери принять чрезмерную дозу. Но ведь он, без сомнения, видел, как сильно она скорбела по своему мужу, и очень переживал за нее сам.

— А в чем заключалось твое участие?

— Я тоже видела ее горе, очень беспокоилась и даже как-то обратила внимание отца на страдания дочери.

— Ты признаешь это? — Цыань так удивилась поведению Цыси, что съела третье пирожное.

— Я признаюсь тебе, Цыань, поскольку мы были подругами столько лет и пережили так много трудностей вместе. Никому другому я не сознаюсь.

— Но ты призналась мне, — сказала Цыань.

— Потому что я очень сожалею о случившемся. Оставленная в одиночестве вершить власть от имени нас обеих и нашего приемного сына Гуансюя, наверное, я забыла, с каким подобострастием люди ловят каждое мое слово и иногда неправильно его толкуют. Когда я вспоминаю о несчастной Алюте... Но что теперь говорите об этом! Если ты разделишь мои заботы, как однажды уже сделала это, мне будет значительно легче.

— Тогда я согласна. Для меня тоже большое облегчение услышать твое сожаление о случившемся. Но что делать с Цюньци? Он должен быть наказан. Негодяй совсем потерял стыд.

— Только на людях, Цыань. Поверь мне, что наедине с собой он прямо-таки не находит себе места от угрызений совести. И не забывай, он самый верный сторонник династии. Поэтому сердце мое протестует при одной мысли о его наказании.

— Ты бываешь иногда слишком мягкой, Цыси, — сказала Цыань. — Ну хорошо, мы обмозгуем это дело. Одновременно мы обязаны сделать все, чтобы подобные досадные происшествия не повторялись.

— Значит, мы дружны по-прежнему, — сказала Цыси.

— Мы всегда были подругами, Цыси. Мы стали ими с того момента, когда ждали встречи с матерью Сяньфэна и ты обнаружила, что я родственница твоей матери.

— Счастливые дни, — молвила Цыси. — Наш Сяньфэн. Мне так жаль, что его нет с нами.

— Мне тоже, — согласилась Цыань.

— Ты была его любимицей. Его императрицей.

— Я была его императрицей, — подтвердила Цыань, — но я так думаю, больше всех он всегда любил тебя, Цыси.

— От случая к случаю, — заметила Цыси. — Сомневаюсь, что он мне доверял.

— Как ты можешь такое говорить!

— Могу. Разве не правда, что он вручил тебе документ, разрешающий казнить меня, если я попытаюсь захватить власть?

Цыань рассмеялась:

— Да, он оставил мне такой документ.

— А вот мне он такого документа относительно тебя не давал, — проворчала Цыси.

— Ну, он прекрасно знал, что ничего подобного мне и на ум не придет. Только твоих амбиций он опасался, Цыси.

— И все равно мне очень больно думать, что наш муж до такой степени не доверял мне, — сказала Цыси. — Я бы хотела посмотреть этот документ, если можно.

Цыань опять рассмеялась.

— Его больше не существует. Я уничтожила его, причем много лет назад. Разве могла я когда-нибудь желать твоей казни, Цыси?

— Ах, — воскликнула Цыси, — как ты добра ко мне, Цыань! Ты уверена, что документ уничтожен?

— Да, уверена. Я сожгла его лично.

— Ты не представляешь, какой камень свалился с моей души, — сказала Цыси. — Не хочешь ли еще молочное пирожное?

Джеймс Баррингтон поклонился, входя в залу для аудиенций.

— Ваше величество, я счастлив видеть вас в добром здравии после болезни.

Цыси сидела в своем кресле с высокой спинкой, лицо ее выглядело умиротворенно. Вместо привычного желтого одеяния с зеленым шитьем на ней было гладкое белое платье.

— Баррингтон! Рада видеть вас. Всегда рада.

— Позвольте выразить мои искренние соболезнования, ваше величество.

— Грустные времена. За короткий срок случилось столько печальных событий, Баррингтон. Моя страна переживает трудный период, и я тоже. Вы знаете, я тяжело пережила смерть сына, в равной мере горевала по его вдове. Но я отдавала себе отчет, что он в этом мире ненадолго: сын всегда был слабым, болезненным человеком. А Алюта... Я видела, как скорбь сжигает ее, делала все, чтобы помочь ей, но она оставалась безутешной. Другое дело — Цыань. Заболеть так внезапно, без видимых причин! Только что была жизнерадостной и веселой, какой мы привыкли ее видеть на протяжении многих лет, и вдруг — мертва. Попробуй после такого верить в логику жизни.

— Все же из-за чего она умерла, ваше величество?

— Кто знает, Баррингтон. Какой-то внутренний разрыв. Конец наступил очень быстро. На все воля Божья.

— В Европе, ваше величество, непременно произвели бы посмертное вскрытие тела, чтобы установить причину смерти.

Глаза Цыси сверкнули недобрым огнем.

— Нечестивые европейцы! — отрезала она. — Вот уже поистине варвары. Вы хотите, чтобы простой хирург копался в теле императрицы? — Тон ее голоса смягчился. — Мы не делаем этого в Китае, Баррингтон, и вам это прекрасно известно. Существует определенный порядок вещей, и он должен соблюдаться. Мы скорбим по вдовствующей императрице. Но все же должны постоянно помнить, что главная наша забота — о живущих и об империи. Расскажите мне об этом капитане Ланге.

— Капитан Ланг в высшей степени квалифицированный специалист, ваше величество. Он уже обучает моряков и, что более важно, офицеров.

— А что корабли? Он нашел для нас корабли?

— Капитан знает, где искать корабли, ваше величество, но они стоят денег.

— Будут найдены корабли — будут найдены и деньги. Не беспокойтесь о деньгах. Меня больше волнуют люди. Команды во главе с офицерами, как вы сказали. По происхождению вы из семьи мореплавателей, Баррингтон. Вы сами командовали кораблями, кораблями своего отца.