Алан Савадж - Последний знаменный

Он заглянул ей в лицо:

— Вы готовы?

— Да, — ответила Виктория.

За спиной она услышала шарканье ног и поняла, что Цин Саня тоже ведут на место. Так случилось, что его поставили рядом с ней; их плечи соприкоснулись, и Цин бросил на нее быстрый взгляд, но она не ответила. Она старалась не думать о последствиях.

— Дайте мне ваши руки, — приказал Тан.

Они вытянули правые руки, и он взял их в обе свои ладони.

— Вы клянетесь в вечной преданности Городу Ив, доктору Сунь Ятсену и всему, за что он выступает?

— Я клянусь в вечной преданности Городу Ив, доктору Сунь Янсену и всему, за что он выступает.

То же самое сделала Виктория.

— Вы клянетесь в вечной враждебности к маньчжурам, клянетесь посвятить свою жизнь борьбе за их свержение?

Цин Сань и Виктория повторяли за ним слово в слово, и Виктория начала чувствовать, что ее оскорбили и обманули одновременно. Если ее вынудили обнажиться перед этими людьми только для того, чтобы принять клятву...

Но церемония только начиналась. Занавес раздвинулся, и она взглянула на внутреннюю половину комнаты, где находилось несколько странных предметов и причудливо расставленная мебель, а позади всего этого — алтарь, на котором курились пахучие палочки, стояли всевозможные чаши и от них поднимался странный запах.

Тан прошел к алтарю, повернулся и кивнул первому посвящаемому:

— Начинайте ваше путешествие, — приказал он.

Мужчина медленно пошел вперед, остановился сначала у «Горы ножей», представлявшей собой несколько ножей, составленных в пирамиду, дальше перед «Павильоном красного цветка», затем перед «Кругами неба и земли», где ему пришлось пролезать через бамбуковое кольцо, потом у «Огненного очага», где он вдыхал дым от горящей пахучей бумаги, затем у «Ступных камней» — тут он взобрался на стул и переступил на другой, и, наконец, возле «Моста из двух досок» — по двум тонким доскам между стульями он подошел как раз к алтарю. Сама прогулка напоминала детскую игру и могла показаться забавной, если бы не смертельная серьезность посвящаемого и наблюдавших.

У алтаря к Тану присоединились еще трое облаченных для церемонии людей из триады. Теперь он кивнул следующему посвящаемому. Цин Сань был пятым, а Виктория — последней. Она чувствовала себя дурой, выставленной напоказ самым гадким образом, особенно когда ей пришлось задирать ноги, пролезая через кольцо и забираясь на стулья, выставляя себя на обозрение присутствующих в комнате. Но наконец она стояла у алтаря с пятью другими посвящаемыми.

— Вытяните ваши правые руки ладонью вверх, — приказал Тан.

Они выполнили его команду. Один из помощничков взял с алтаря чашу и поднес ее к посвящаемым. Чаша была пуста, но вот из-за алтаря появился еще один человек, держащий, к ужасу Виктории, петуха на привязи. Петух бил крыльями и бешено вращал глазами при виде людей. Один из помощников поднял петуха над чашей, а другой взял с алтаря нож и одним движением перерезал несчастной птице горло.

Люди вокруг Виктории зашипели, и ей показалось, что она тоже шипит. Кровь умирающего петуха полилась в посудину. Затем труп птицы отбросили в сторону, а Тан подошел к первому из посвящаемых, взял иголку с алтаря, затем руку человека и проколол безымянный палец. Появилась кровь. Тан поднес палец к чаше и выдавил несколько капель в нее. Затем подошла очередь второго человека, затем третьего... Виктория завороженно наблюдала за приближением Тана. Он никому не смотрел в лицо, не посмотрел и на нее, когда взял ее руку и, проколов, надавил на палец.

Чаша была поставлена на алтарь, и в нее опустили кружку, чтобы наполнить смесью из человеческой и петушиной крови. Поверх чаши был положен нож с широким лезвием, а на него поставлена кружка с кровью. Первому мужчине связали за спиной руки и приказали пить. Он смог это делать только перегнувшись через алтарь и опуская свой язык в отвратительную жидкость.

«О Господи», — подумала Виктория. Но больше всего ее беспокоило то, что руки посвящаемого оставались связанными за спиной, когда у его лица держали пахучую палочку и внезапно ее гасили.

— Если я нарушу мою клятву и тайну Города Ив, — сказал он, — то пусть моя жизнь угаснет, как эта палочка.

Вскоре пришла очередь Виктории. Руки были связаны за спиной, она нагнулась над чашей, и, чтобы достать ее, девушке пришлось наклониться всем телом, с отвращением осознавая, что сзади стоят люди. Виктория чуть не упала, но огромным усилием удержалась. Волосы ее свесились ниже подбородка, когда она опустила язык в кружку. Кровь оказалась отвратительной на вкус. Виктория подавилась, и ее чуть не стошнило. Заставив себя проглотить, она выпрямилась, ловя воздух ртом. Она не узнала своего голоса, когда произносила клятву.

Но это была лишь первая клятва. Всего они произнесли тридцать шесть клятв: клятвы о дружбе и ненависти, о верности и предательстве, о жизни и смерти. Наконец им развязали руки и вновь обретенные ими товарищи, окружив новых соратников, предложили стаканчики с теплой рисовой водкой. Комната кружилась перед глазами Виктории, и ей казалось вполне естественным стоять голой среди толпы людей, из которых до этого утра она прежде видела только двоих. И никто не предпринимал ни малейшей попытки прикоснуться к ней с сексуальными намерениями. Но все-таки атмосфера комнаты, казалось, была пропитана сексом.

Тан взял ее за руку.

— Каждая женщина — участница триады — должна принадлежать мужчине, — сказал он. — Выбери, кто из нас станем твоим мужчиной. — Он указал на лестницу. — Можете воспользоваться комнатой наверху.

Виктория поднималась по лестнице впереди Тана. Все в комнате, включая Цин Саня, знали, куда она идет и что там случится. Но Цин Сань принял ту же клятву, что и она.

Сейчас ее изнасилуют. «Нет, — подумала она, — я делаю это добровольно. Потому что хочу принадлежать этим людям, потому что хочу принадлежать этому человеку!»

Она открыла дверь и вошла в спальню. Тан Личунь закрыл за собой дверь. Виктория повернулась к нему.

— Вы все-таки покидаете Шанхай сегодня?

— Я думаю, так будет лучше всего.

— Когда я вновь увижу вас?

— Когда будет можно.

— Вы собираетесь... взять меня и затем просто покинуть, возможно, навсегда?

— Не я беру вас, Виктория, — поправил он ее. — Это — триада. Я же всего лишь ее символ.

Несколько секунд она смотрела на него. Водка все еще немного дурманила ей голову. Она боялась думать о последствиях, гнала от себя эти мысли.

— Вам придется показать мне, что вы хотите от меня, — сказала она.