Алан Савадж - Последний знаменный

«Боксеры» расступились, давая европейцам дорогу, но в бинокль Роберт видел, как китайцы трясут кулаками перед лицами строителей, и слышал оскорбительные выкрики. Он в волнении кусал губы, наблюдая за приближением группы, по-прежнему сопровождаемой значительной толпой «боксеров». Шум нарастал. И тут случилось неизбежное. Какой-то китаец схватил одну из бельгийских женщин за волосы, длинные золотисто-каштановые пряди которых развевались по ветру, когда она спешила за своими товарищами. Женщина издала короткий вопль ужаса, и мужчина, шедший рядом с ней, инстинктивно ударил нападавшего по руке.

Мгновенно толпа сомкнулась вокруг маленькой группы несчастных. Невнятный гул перерос в рев, который перекрывали вопли женщин. На солнце засверкали ножи.

Знаменные продолжали безучастно наблюдать за происходящим. Роберт глубоко вздохнул. Находясь здесь, он уже рисковал жизнью, но и смотреть, как европейцев на его глазах режут на части, не мог.

— На изготовку! — приказал Роберт своим людям. — Прицел по «боксерам». — Он построил слуг в шеренгу, сам прицелился и выстрелил в толпу. Соратники последовали его примеру, затем все вместе они побежали вперед, издавая угрожающие крики. Застигнутые врасплох «боксеры» бежали. Они не имели собственного огнестрельного оружия, а сданные бельгийцами винтовки и пистолеты остались в лагере.

Роберт взмахом руки с револьвером подозвал своих.

— Прицел! Огонь! — прокричал он, и новый залп ударил в толпу.

Теперь «боксеры» начали разбегаться, а Роберт вновь повел стрелков вперед, чтобы взглянуть на катастрофу. Тела бельгийцев лежали в беспорядке, истыканные и исполосованные ножами и серпами нападавших; раны были чудовищны и большинство варваров уже умерли.

— Прикройте меня! — распорядился Роберт и стал искать, не подает ли кто признаков жизни среди окровавленных тел. Он услышал, как вскрикнул от боли человек, лишившийся руки. — Может кто-нибудь самостоятельно идти? — спросил Баррингтон.

Одна из женщин с трудом поднялась на ноги. Это оказалась девушка, не старше двадцати лет, с длинными золотисто-каштановыми волосами. Девушка, из-за волос которой началась резня! Ее лицо, усеянное легкими веснушками, покрывала смертельная бледность, глаза расширились от ужаса. Одежда на ней была порвана и вся вымазана кровью, но, судя по уверенным движениям, пострадала она не сильно.

— Оставайтесь рядом, — приказал ей Роберт и стал поднимать одного из мужчин. Этот получил удар ножом в живот, и хотя был жив, кровь лилась из него рекой, он громко стонал от боли. Мужчина, лишившийся руки, уже потерял сознание от большой потери крови, которая струилась из обрубка. Он умирал. Минуты его были сочтены. Из двух других женщин одна была мертва — ей раскроили череп, другая — пока еще жива, однако в ее спине торчал нож. Когда Роберт попытался поставить ее на ноги, она издала нечеловеческий вопль агонии.

— Мама! — закричала девушка и удержала ее, когда та стала оседать на землю. Платье девушки тут же напиталось кровью, а женщина выскользнула из ее рук.

Роберт обнаружил еще одного живого мужчину, но и тот едва дышал.

— Они опять идут, хозяин! — предупредил Чжоу.

— Отходим к каналу. — Раненых подхватили слуги. Роберт склонился к девушке, стоящей на коленях перед бездыханным телом матери. Теперь ей не поможешь, — сказал он. — Спасайте свою жизнь, пойдемте со мной.

Девушка подняла голову, и он понял, что в данный момент она не способна что-либо сообразить. Роберт поднял ее с земли. Обезумевшая от пережитого, девушка принялась колотить его кулаками. Не долго думая, он перебросил ее через плечо, на другое плечо вскинул винтовку и вытащил револьвер. «Боксеры» подошли уже близко и воинственно размахивали оружием.

— Огонь! — приказал Роберт своим людям, одновременно бросая взгляд на наблюдавших за происходящим знаменных: они по-прежнему не двигались. «Боксеры» опять остановились. Потеряв еще троих, распростершихся на земле, толпа не проявляла больше желания преследовать на слишком близком расстоянии решительную группу вооруженных людей, и многие предпочли вернуться к мертвым бельгийцам или в лагерь строителей железной дороги, дабы продолжить грабеж. Роберт со своим маленьким отрядом благополучно добрался до берега, где Шан, внимательно вслушивавшийся в звуки сражения, причалил к берегу сампан, как только они появились в поле зрения.

— Ты весь в крови! — вскрикнула Су.

— Это не моя кровь, — заверил ее Роберт и снял девушку с плеча. Она оказалась без сознания и не могла стоять, поэтому он перенес ее на сампан и уложил на диван в каюте.

— Кто она? — спросила Су, глядя из-под его руки.

— Не имею ни малейшего понятия. Но она во всяком случае жива.

Су фыркнула:

— Она очень красивая. — Ей бы никогда не пришло в голову ревновать мужа к китайским служанкам, к девушке же варваров она сразу почувствовала враждебность.

Неужели она ревнует? Роберт только успел подумать об этом, как увидел, что его жена совершенно права. Лицо девушки было очень милым, фигура по-молодому зрелой, а волосы просто великолепными. Веки девушки начали подрагивать, значит, обморок проходит. И вот она открыла наконец огромные зеленые глаза.

— Дай ей попить и побудь возле нее, — сказал жене Роберт.

Он вернулся на берег, где его встретил Чжоу с вытянувшимся лицом:

— Эти люди умерли, хозяин.

Роберт взглянул на неподвижные тела, затем на вершину холма, где появилось несколько «боксеров». Один из них выстрелил из захваченной винтовки. Хотя это был неприцельный выстрел, Роберт не мог подвергать опасности своих людей.

— Тогда продолжим путь, — распорядился он.

Когда они отошли достаточно далеко, чтобы «боксеры» не могли их догнать, а последние, кстати, и не проявили такого желания, Роберт отправился навестить спасенную девушку. Она уже сидела, а внимательная Су предлагала ей рисовую водку.

— Вы спасли мне жизнь, сэр, — запинаясь, сказала девушка по-китайски. — Однако... — И, переведя взгляд с китайской одежды на его лицо, спросила: — Вы не китаец?

— Мое имя Роберт Баррингтон, — представился Роберт по-английски.

Девушка сглотнула и ответила на том же языке, но с заметным акцентом.

— Я слышала о вас. Мой отец... — Губы ее задрожали. — Мой отец!

— Он был на железной дороге? — Она кивнула. — Тогда, боюсь, он мертв. Как и дама, которую вы называли матерью.

Слезы собрались в ее огромных зеленых глазах и потекли по щекам. Роберт понимал, что она еще не осознала весь трагизм своего положения, только почувствовала огромную скорбь. И он был обязан позаботиться о ней.

— Вы не скажете мне свое имя? — спросил Роберт.

Она шмыгнула носом:

— Моника. Моника Карреманс.