Алан Савадж - Последний знаменный

Среди прочего Цыси всегда мечтала о восстановлении Юаньминъюаня — легендарной летней резиденции, построенной императором Сяньлуном в нескольких милях к западу от Пекина. В Юаньминъюане когда-то высились изящно изукрашенные дворцы, изогнутые мосты нависали над тихой гладью вод и росли самые пышные в мире сады. Всю эту дивную красоту уничтожили британцы в 1861 году в отместку за жестокое обращение с их посланниками. Придя к власти, Цыси первым делом принялась изыскивать деньги для его восстановления. И тут принц Гун возглавил в Верховном совете борьбу против данного предприятия под тем предлогом, что деньги гораздо больше нужны для других целей. Цыси пришлось признать поражение, и тогда она стала искать поддержки в доме Цинов и нашла ее в лице младшего брата Гуна, принца Цюня — юноши с вечно заспанной физиономией. Она даже подыскала для него жену — свою младшую сестру, таким образом приближая императорскую семью к орбите собственных интересов. Она и Гун ссорились, иногда сильно. Говорят, один раз она даже была вынуждена выпроводить своего бывшего соратника из личных апартаментов силой.

С тех пор они вроде бы помирились, но Ли отказывался верить, что Гун мог без высочайшего одобрения принять решение развязать французам руки в обширном регионе Юго-Восточной Азии, куда входили древние королевства Вьетнам, Лаос и Камбоджа.

— Кстати, ваше превосходительство, — рискнул он заметить, — такое решение должна одобрить вдовствующая императрица.

Принц Гун мрачно усмехнулся:

— Вы имеете в виду императрицу Цыси, не так ли, маршал? Ведь Цыань редко занимается государственными делами. Тогда у вас будет оправдание в виде подписей императриц. Однако в настоящий момент они заняты — его величество собираются женить.

Вдовствующие императрицы сошлись вместе, чтобы опросить девушек, которых должны были сейчас к ним вывести. Девушек отобрали немного, потому что только дочери самых сановных и богатых маньчжурских мандаринов имели привилегию претендовать на высшую награду для маньчжурской женщины — стать наложницей императора, с последующей перспективой быть избранной императрицей.

Прием спланировала и организовала Цыси. Она прекрасно знала, что, будь правила настолько строги двадцать лет назад, ее бы здесь сейчас не было: ее отец не только был «пустым местом», но также обесчестил себя бегством из южной провинции Аньхой, где служил управляющим до прихода тайпинов. Но хотя в 1852 году империю расшатывали многочисленные восстания, император Сяньфэн и его мать безмятежно восседали на Троне Дракона. Сегодня Цыси окружало слишком много врагов, нажитых ею самой вследствие ее высокомерной решимости править от имени сына. Она нуждалась в постоянной поддержке грандов, которые в самом начале привели ее к власти. Унижение, испытанное ею после отказа выделить деньги на восстановление Юаньминъюаня, было не первым. Всего двумя годами ранее ей тоже пришлось уступить и дать согласие на казнь близкого ей евнуха, который, будучи направленным с миссией на юг, пытался командовать там наместником императора, за что и был обезглавлен. Теперь единственную надежду сохранить свое положение Цыси связывала с поддержкой со стороны собственного сына, который по возрасту вскоре вступал на престол.

Двенадцать девушек по очереди предстали перед императрицами и Чжан Цзинем. Это своеобразное испытание происходила в отдаленной от залы для аудиенций комнате. Девушкам пришлось отвечать на вопросы по китайской истории и искусству, цитировать наизусть классиков, затем они раздевались донага, и Чжан Цзинь под присмотром императриц выискивал у них изъяны.

Цыси вспомнилось ее собственное представление, как ее саму опрашивали и осматривали. Тогда на постель императора претендовали шестьдесят девушек, а отобрано было двадцать семь. Она оказалась последней, а Нюхуру — первой. Да, размышляла Цыси, возможно, Нюхуру по-прежнему остается первой леди империи, но она-то теперь стала второй.

Порядок экзамена имел целью не просто выявить изъяны либо определить образованность и физическое совершенство. В ходе осмотра по ее реакции определялся характер девушки. Большинство из них казались подходящими для своей роли. Цыси вспомнила, что ее старшая сестра от страха потеряла рассудок и поэтому лишилась всех шансов, в то время как она сама не только смело и уверенно ответила на все вопросы, но и перенесла ощупывания своего тела тогдашним старшим евнухом с легким румянцем стыдливости.

Представленные императрицам девушки являли собой жалкое зрелище: дрожащие конечности и трясущиеся волосы — вот главное впечатление, оставшееся от них. И лишь одна оказалась исключением. Ее звали Алюта. Она была редкостная красавица — худощавая, но не мускулистая, как большинство маньчжурских девушек, с миниатюрными привлекательными формами, стройными ногами и роскошной полной грудью. Ей уже исполнилось восемнадцать лет, хотя обычно в наложницы отбирались девушки гораздо моложе.

Алюта реагировала на все, что говорили, спрашивали и делали с ней, с легкой настороженностью и не проявляла никаких других эмоций. Одевшись, она покинула комнату. Цыань хлопнула в ладоши от радости:

— Из нее получится безупречная подружка императора.

«Она слишком, красива, — подумала Цыси. — Она красивее меня в ее возрасте и тем более красивее меня теперешней. А если характер ее настолько силен, как она его показала, то со временем Тунчжи может привязаться к ней настолько, что мне трудно будет влиять на него».

Вслух же она сказала:

— Ты уверена, Цыань? Я посмотрела ее родословную...

— Я тоже, — парировала Цыань. — Она дочь Цюньци, самого верного сторонника династии.

— Да, но, кроме того, она еще и праправнучка принца Чэна, — отрезала Цыси.

Принц Чэн являлся одним из тех, кто пытался захватить власть после смерти Императора Сяньфэна, и вынужден был покончить с собой, когда императрицы одержали верх.

— Та история забыта, — заметила Цыань, начиная упорствовать в присущей ей жесткой манере, хорошо известной Цыси.

— Тем не менее, я думаю, она не подойдет, — возразила Цыси. — Если ты хочешь девушку из семьи Цюньци, давай возьмем Ваньли. Она — тетя Алюты, хотя моложе ее. Против Ваньли я ничего не имею.

— Какая разница, пусть будет еще и Ваньли, — согласилась Цыань.

— Мы не можем взять и тетю, и ее племянницу, — запротестовала Цыси.

— Почему нет? Такое случалось раньше. Все дело в Алюте. — Цыань вскинула голову и твердо посмотрела на Цыси, встретив такой же твердый взгляд младшей императрицы. На публике вдовствующие императрицы старались демонстрировать единодушие. Наедине они часто расходились во взглядах, особенно по внутрисемейным вопросам: Цыань не интересовалась государственными делами и зачастую не имела о них представления, хотя как старшая вдовствующая императрица она скрепляла своей подписью все императорские декреты, причем ее подпись стояла выше подписи Цыси. Однако она всегда полагалась на мнение Цыси и принца Гуна, которые с легкостью убеждали ее, что тот или иной декрет послужит исключительно на пользу государства. Но зато благополучие императорского клана было ее заботой, и в этих вопросах она во весь голос заявляла о себе. Ее мнение всегда оказывалось решающим и будет таковым, пока она жива. И ждать каких-либо благоприятных для Цыси перемен не приходилось, поскольку по возрасту она была старшей.