Алан Савадж - Последний знаменный

Однако Цыань как всегда оказалась практичной и миролюбивой.

— У меня есть безупречное решение, — заявила она. — Почему бы императору не посмотреть девушек и не решить самому?

Цыси от досады стиснула зубы.

Император Тунчжи стоял у окна своих апартаментов и глядел в сад, где прогуливались девушки, проинструктированные перед смотринами. Выбор сделан еще не был. По бокам расположились его мать и Цыань. Чжан Цзинь скромно держался позади.

— Мы хотим, чтобы ты решил, которая из них самая красивая, — сказала Цыань.

— Кого бы ты предпочел видеть своей императрицей, — мягко поправила Цыси.

Ноздри Тунчжи раздувались. Ему было только пятнадцать лет, но выглядел он со своей одышкой и щуплым телом гораздо старше. Большинство знавших его с сожалением заключали, что он унаследовал от отца слабое здоровье и в детстве постоянно болел. Причем разрушительному естественному процессу помогали собственные пороки ребенка и готовность его окружающих потакать этим порокам.

Чжан Цзинь, старший евнух, был наставником мальчика. Тунчжи еще не достиг половой зрелости, когда евнух начал водить к нему проституток — как женщин, так и мужчин. Через несколько лет император и его фаворит стали тайно покидать Запретный город и в поисках удовольствий посещать бордели для извращенцев.

Чжан Цзинь поощрял эти приключения с ведома и полного согласия, даже, точнее, одобрения со стороны своей госпожи. Цыси знала об иллюзорности своего превосходства над сыном: император Тунчжи вырос человеком высокомерным, убежденным в своих привилегиях, с каждым годом все более и более самоутверждаясь. Однако он был рабом своей похоти, и Цыси хотела еще раз в этом убедиться, поскольку именно она контролировала, как эта похоть удовлетворяется. Цыси и мысли не допускала, что раннее половое развитие может повредить его здоровью. Всех императоров сводили с женщинами члены их семьи, обычно матери или мачехи, и большинство вырастали здоровыми и сильными. Нездоровье Тунчжи, по мнению Цыси, было вызвано физическими недостатками, унаследованными от отца. Выживет он либо нет — все в руках Господа. Цыси ясно осознавала, что никогда не испытывала слишком сильной материнской любви и находила себе великолепное оправдание: но конфуцианским канонам, долгом сына было любить ее, а ответное чувство с ее стороны считалось вовсе не обязательным.

Цыси, сколько она себя помнила, волновало и заботило только ее собственное будущее. В свое время, когда этот красавец варвар Джеймс Баррингтон предложил ей замужество, она загорелась желанием заполучить богатство, которое такой муж мог ей принести, и запрет отца привел ее в неуемную ярость.

Теперь она благодарила счастливую судьбу, своевременно вмешавшуюся в ее жизнь и не покидавшую даже тогда, когда ее положение казалось отчаянным. Цыси поднималась вновь и вновь, отвергнутая мужем, осужденная его дядьями, оказываясь в изгнании... Однако она всегда оказывалась в нужное время в нужном месте, и теперь все преклонялись перед ней — могущественной и вдовствующей императрицей.

Цыси не собиралась уступать свои исключительные права... особенно какой-то девушке, да к тому же праправнучке одного из своих заклятых врагов. Вопрос лишь в том, кому верить. На деле единственным мужчиной во всей империи, кому она могла абсолютно доверять, был Жунлу.

Возможно, были и другие. Она едва заметно улыбнулась, глядя на прохаживающихся девушек. Нет ни малейшего сомнения в том, что Джеймс Баррингтон до сих пор любит ее. Фактически он и сам это подтвердил, находясь в Пекине, когда его вызвали получить награду за участие в разгроме тайпинов. Но Джеймс Баррингтон — варвар, и в стенах Запретного города он ей не помощник.

— Ну как, ваше величество? — спросила Цыань. — Вы сделали свой выбор?

— Выбор может быть только один, мама. — Тунчжи обеих императриц называл мамами, и Цыси иногда казалось, что он толком и не знает, кто на самом деле его родил. — Девушка по имени Алюта.

Цыси от досады сломала ноготь.

Чжан Цзинь открыл дверь спальни Цыси и поморщился от тяжеловатой атмосферы. Обычно он и сам спал здесь, на полу, у изножия кровати, за исключением тех случаев, когда императрица развлекалась с Жунлу.

То, что младшая вдовствующая императрица имела любовника, было хорошо известно в Пекине: в обществе, где доминировали гораздые посплетничать евнухи, невозможно было что-либо утаить. Большинство людей осуждали ее, причем куда строже за оскорбление престола, чем за аморальность. Женщина, разделявшая ложе с императором, не имела права настолько опускаться, чтобы находить утешение в объятиях простолюдина, даже если он — прославленный генерал, однажды спасший ей жизнь. Чжан Цзинь лучше других знал, что Цыси с ее неуемной страстью может иметь сотню любовников — и все равно не получит удовлетворения. Поэтому она оставалась верной только одному мужчине, которого знала и, как подозревал Чжан Цзинь, любила задолго до того, как ее затянула бурная жизнь двора. Жунлу был тем человеком, за которого Цыси могла выйти замуж, но он никогда не дал бы ей, той власти, к которой она так страстно стремилась и которую теперь должна была всеми силами сохранять.

Переступив порог, Чжан Цзинь деликатно кашлянул. Покрывала поднялись, и Цыси села на кровати, а Жунлу, который всегда смущался, застигнутый в постели со своей госпожой, пусть даже евнухом, натянул простыни повыше.

Для старшего евнуха Жунлу — не более чем пустое место. Цыси на самом деле принадлежала ему, Чжан Цзиню, и он самозабвенно любил ее. Любил еще ребенком, когда она была дочерью мандарина, а он всего лишь мальчиком-рабом для ее увеселения. И пострадал за свою любовь: он был кастрирован и продан в рабство. Однако Цыси его не забыла и, как только обрела власть, вернула его и сделала самым могущественным евнухом в империи.

Правда, поэтому он и нажил себе врагов куда больше, чем любой другой евнух. Его звезда неразделима с ее: если Цыси падет, то и ему несдобровать. Без сомнения, рано или поздно это должно произойти, но пока его гораздо больше заботило обладание ею. Пусть Жунлу делил с ней ложе и, как предназначено природой мужчине и женщине, засовывал свою торчащую колотушку в столь желанную щель, все равно ему отводилась роль не большая, чем дилдо [2] Дамский мастурбатор в форме мужского члена. . А Чжан купал свою госпожу, одевал ее и прислуживал ей, своими нежными пальцами он удовлетворял ее желания так умело, как Жунлу никогда не смог бы. Именно Чжан Цзинь по-настоящему владел ею.

Наиболее близка она была ему в утренние часы. Но по мере того как тянулся день, она постепенно отдалялась. Сначала она накладывала блестящий грим, надевала тяжелые платья, заправляла свои неправдоподобной длины ногти в серебряные напальчники, украшенные перьями зимородка, вставляла сердоликовые и золотые булавки в поднятые в причудливой прическе волосы, а потом становилась почти чужой, подписывая декреты и размышляя о государственных делах.