Юзеф Крашевский - Осторожнее с огнем

Юлия, Мария и Матильда, дочь подкоморной — весьма некрасивая девушка — исчезли в рядах полонеза.

Длинной вереницей повел предводитель гостей по всем комнатам, а в особенности туда, где горели восковые свечи, о которых любил он рассказывать с тех пор, как о лучшем доказательстве своей победы над соседним уездом.

Отчего же Юлия сегодня, так любящая танцы, окруженная молодежью, против обыкновения грустно посматривает по зале, жалуется на головную боль и отказывается от мазурки? Не знаю. Взяв нескольких приятельниц, начинает она ходить по зале и соседним комнатам, и вдруг взор ее остановился неподвижно на двери. Она сжала руку Марии. У дверей показался незнакомец.

— О, теперь узнаем, кто он, — сказала Юлия тихим голосом, но в минуту скрыв нетерпение, отворотилась и начала шутить веселее.

Молодой человек, показавшийся в зале, был одет очень просто, но со вкусом. Вкус в мужском и женском костюмах означает также и выбор общества.

Покрой платья, гармония в подборе его частей, скромные украшения, цвет и форма резко отличают одетых на вид одинаково. На незнакомце был черный фрак, пикейный жилет, черный галстук, едва заметная часовая цепочка, белая запонка на рубашке, а под рукой складная шляпа. Волосы острижены коротко и причесаны без претензии, между тем, как местные львы позачесывали на затылок свои косматые гривы и вылощили их помадой, словно зеркало.

Вошел он тихо, осмотрел спокойным взором общество и незаметно пробирался к середине. Юлия увидела, что и здесь у него не должно быть знакомых, потому что он ни с кем не раскланивался и никто не обращал на него внимания. На всякий случай спросила она о нем у Матильды, но Тися, как называла ее нежная маменька, присмотрясь в лорнетку, отвечала:

— Не знаю.

Подкоморая, необыкновенно любопытная женщина, сейчас же пошла собирать сведения, что ей было очень легко при огромном знакомстве и связях, но каждый отвечал молчанием, которое означало: разведаем; а между тем, незнакомец оставался загадкой.

Юлию начинало тревожить нетерпение.

Незаметно и как бы случайно таинственный молодой человек приблизился к месту, где сидели наши девицы. Юлия не хотела узнать его первой, ожидая, чтобы он поклонился прежде, и ожидала с бьющимся сердцем. Незнакомец приветствовал ее, но молча.

— А, и вы на бале! — сказала Юлия.

— Бал дается с такой прекрасной целью, что нельзя было не приехать.

— Конечно, притом же здесь можно увидеть всех своих знакомых.

— У меня нет знакомых.

— Как? Никого?

— Никого, потому что вас, mesdames, считать знакомыми не смею, испугав только два раза. А мне приятно в таком большом обществе быть никому не известным; это дает совершенную свободу.

— Да, совершенную свободу скучать, — отвечала Юлия.

— Извините, я никогда не скучаю.

— Ах, как же вы счастливы!

— Счастлив? — и потом через минуту он прибавил: — Да, я точно счастлив.

— И вы сознаетесь в этом! Это что-то особенное.

— Взглянув пониже себя, каждый может сказать, что счастлив.

— А кто привык смотреть вверх?

— Хотя бы и так, и вверху не все же счастливцы.

— Вы меня удивляете.

— Меня больше удивляют те, кто не разделяет моего образа мыслей.

Юлия улыбнулась.

— Вы танцуете? — спросила она.

— Не всегда

— Отчего?

— Долго бы пришлось мне изъяснять вам причину. Танцы, по-моему, не должны быть принужденны, или предписываемы приличием, но потребностью веселья, молодости, счастья…

— Но вы говорили, что вы счастливы, следовательно должны танцевать.

— Счастье и веселость нисколько не похожи между собою, — сказал незнакомец. — Разве нельзя быть счастливым и вместе печальным?

— Это уже что-то походит на оригинальность.

— Не отрекся бы, если бы имел ее, а притворяться оригинальным не хочу. Притворная оригинальность смешна до чрезвычайности, а естественная служит признаком чего-то лучшего, более самобытного ума. Возвращаясь к танцам, спрошу в свою очередь: вы будете танцевать?

— Если бы вы даже приняли за подражание, но я скажу свое мнение: и я люблю и не люблю танцевать, смотря по расположению духа.

— А сегодня?

— Что-то не имею желания.

— Общество оживляется.

— В самом деле мазурка очень оживленная, но у меня что-то болит голова. Marie, ты хочешь танцевать?

— Я? Нет! — лаконически отвечала Мария, опустив глаза.

В продолжение разговора Юлии, глаза которой блистают от удовольствия, подкоморная напрасно расспрашивает и рассылает разведать, кто этот незнакомец.

Секретарь уездного суда видит в нем ежеминутно ожидаемого чиновника особых поручений; предводитель догадывается, что это некто высланный из соседнего городка для отдания отчета о бале; исправник удивляется, что его не знает, а помещики единогласно объявили, что это какой-то нахал. Засматривают ему в глаза, подходят, качают головами, припоминают и все напрасно. Наконец, отыскали какого-то господина, который рассказал, что видел его на чудном сером коне, охотящимся в окрестностях Домбровы.

Незнакомец отошел от кресла, прошелся по зале, провожаемый многими взорами, и, как бы случайно, снова возвратился к Марии и Юлии.

Подкоморная уже сидела возле них, решаясь выстрелить вопросом прямо в грудь таинственной особы.

Полились жалобы на духоту, зашел разговор о возвращении домой, и подкоморная, не будучи в состоянии выдержать долее, обратилась довольно невежливо к незнакомцу с вопросом:

— А вы далеко живете?

— Не очень.

— Однако ж? Всем нам странно, что никто вас не знает. Вероятно, вы только гость в нашей стороне?

— Я родом здешний, но в самом деле только гость.

— Следовало бы спросить… — и подкоморная не закончила.

— Извините, — сказал смеясь молодой человек. — Я знаю, чем окружает каждого неизвестность, и собственно потому не хочу утратить того, что меня здесь отличает.

— И вы полагаете, что мы ничего о вас не узнаем?

— Уверен в этом.

— Это означает вызов мне? — спросила подкоморная.

— Если только это доставит вам удовольствие.

— Удовольствие? Нет, я желала бы знать сейчас, кто вы? Но если вы противитесь, мы узнаем это из других источников.

— Предостерегаю, что обману вас. Ни я, ни мое имя не интересны. Наконец, вы знаете мою фамилию.

— Я знаю?

— Каким образом?

— Несколько лет назад не раз повторяли вы ее собственными устами; теперь, должно быть, она изгладилась из памяти вашей.

Подкоморная, любопытство которой дошло до высшей степени раздражительности, подпрыгивала на стуле, ломая голову. Юлия внимательно смотрела на молодого человека, который полушутя вел весь разговор с подкоморной.

Замолчав, как бы от нежелания продолжать разговор, и оставя у кресла Юлии незнакомца, подкоморная ушла в глубину залы. Где-то там в углу стоял ее кузен в переделанном фраке и жилете, сшитом из остатков сестриного платья, и смотрел на танцующих, не смея вмешаться между них, по случаю перкалевых перчаток.