Дэвид Вейс - Возвышенное и земное

Лишь через неделю от Леопольда пришел ответ. Отец советовал сыну не проявлять нетерпения – постепенно все уладится. У него к Вольфгангу важное поручение. Зигмунд Хаффнер – сын бывшего бургомистра Зальцбурга, который в 1772 году умер богатейшим купцом в городе, – хочет заказать симфонию, чтобы исполнить ее на празднестве по случаю возведения его в дворянское достоинство. Леопольд настоятельно просил сына, закончить симфонию к 29 июля, дню церемонии.

Боясь огорчить отца и испытывая нужду в деньгах, Вольфганг принял заказ и обещал написать симфонию к сроку, а времени оставалось меньше, месяца, и он не представлял себе, где выкроить время, потому что работа над оперой была еще далека до завершения.

Репетиции шли с утра до позднего вечера, все же свободное время уходило на доработки, которым, казалось, не будет конца. По-прежнему беспокоило либретто: в нем было слишком мало действия, оно грешило примитивностью и никак не удовлетворяло Вольфганга.

Тревожила и роль паши. Стефани не мог подобрать певца на эту роль; единственный певец, способный выразить все благородство образа паши, говорил он, Фишер, а снять Фишера с роли Осмина невозможно.

– Может, вы предпочли бы кастрата, Моцарт?

– Для паши Селима? Немыслимо!

Стефани улыбнулся. На образе паши он покажет Моцарту, вечно чем-то недовольному, свое мастерство драматурга; паша станет у него выразителем основной драматической идеи оперы. Но на случай, если «Похищение из сераля» пройдет с успехом и композитор еще понадобится ему, Стефани сказал:

– Как бы то ни было, сейчас уже поздно назначать певца и сочинять для этой роли новую арию. В конце концов, не можем же мы подвергать риску нашу оперу.

Вольфгангу пришлось смириться с тем, что паша останется без выигрышной арии. Он пытался найти время для работы над Хаффнеровской симфонией, но на это оставались лишь ночи. И едва он успел наметить идею произведения, как появился еще один срочный заказ.

Баронесса фон Вальдштеттен пожелала иметь серенаду ко дню своих именин, то есть через неделю, а через несколько дней после этого – премьера. Баронессе хотелось развлечь гостей легкой и при этом хорошей музыкой, поскольку она пригласила на свой музыкальный вечер настоящих меломанов. Она извинилась, что поздно спохватилась, но, если Вольфганг выполнит ее просьбу, она будет ему вечно благодарна, и пусть он, пожалуйста, использует духовые инструменты – до сих пор все говорят о серенаде ми-бемоль мажор, созданной им год назад.

Серенаду ми-бемоль мажор он писал в страшной спешке, а новый заказ ему придется выполнить в еще более короткий срок. Но об отказе не могло быть и речи. Он обязан отплатить за любезный прием, оказанный баронессой Констанце. Бессонные ночи, которые он проводил в работе над симфонией Хаффнера, теперь уходили на сочинение серенады. От усталости смыкались веки, выручала лишь привычка сочинять в любых условиях, несмотря ни на какие трудности.

Серенада ми-бемоль мажор была написана для шести инструментов. На этот раз Вольфганг решил написать серенаду в до миноре и оркестровать ее для восьми духовых инструментов. Серенада была задумана как легкая, салонная музыка для праздничного события, но сочинял ее Вольфганг в подавленном, тяжелом состоянии.

От невероятной усталости он все время пребывал в мрачном настроении, а мысль, что Папа и Наннерль не приедут на его свадьбу и не побывают на премьере, еще прибавляла горечи. Эти чувства находили отражение в музыке серенады, и, чем больше росли его усталость и напряжение, тем отчетливее звучали в ней трагические ноты.

Слушая исполнение серенады на концерте у баронессы, Вольфганг думал: кто бы мог поверить, что она создавалась в спешке – так тщательна была отделка.

Глядя на опухшие глаза Вольфганга, на его мертвенно-бледное лицо, Констанца сказала:

– У вас совсем больной вид. Вы волнуетесь из-за нашей свадьбы?

– Не больше, чем обычно. Какой сегодня день? – Он потерял счет времени.

– Вы слишком много работали. За эту неделю мы ни разу не виделись.

– Тебе нравится серенада?

– Мило. Но не чересчур ли мрачно для такого вечера?

– Это смотря как ее воспринимать.

Он слишком устал, чтобы вдумываться в причины, – хорошо еще, что в одном месте ему удалось, не нарушая патетичности музыки, вставить любовный дуэт двух инструментов.

– Мы не сможем обвенчаться в день премьеры «Похищения», – печально заметила Констанца и не могла сдержать слез, потому что Вольфганг не слушал ее. В ушах у него все еще звучала тема первой части Хаффнеровской симфонии, величественная и горделивая, как и подобало для такого события, a Allegro con spirito, решил он, должно произвести прекрасное впечатление.

Работу над этой частью симфонии пришлось приостановить из-за премьеры «Похищения из сераля», которая состоялась через несколько дней. Он был поражен возбуждением, царившим в тот день в Бургтеатре. Когда же точно к началу спектакля, в 6.30 вечера, в переполненном зале появился император, Вольфганг возликовал. Однако не успел дирижер встать за пульт, как послышалось шиканье, его не могли заглушить даже аплодисменты, и сердце у Вольфганга упало. Он сидел в ложе ван Свитена, между бароном и графиней Тун, позади него – Констанца с баронессой фон Вальдштеттен и Ветцларом; Вольфгангу хотелось прикрикнуть на публику, прекратить шиканье.

– Не расстраивайтесь, – сказал ван Свитен. – Ничего страшного. Это кучка терзаемых завистью композиторов и их дружков. Императору должна понравиться ваша музыка.

В том-то и беда, думал Вольфганг, глядя на Иосифа II, благосклонно кивающего своим подданным из королевской ложи. Его будущее в Вене зависит исключительно от вкуса одного человека. Но если Иосиф действительно любит оперу, слухам, распространявшимся в Вене и Зальцбурге о том, будто он, Моцарт, поступает на службу к императору, суждено сбыться. Тогда прочь все волнения по поводу того, как обеспечить себя и Констанцу; большую часть своего времени он сможет отдать сочинению музыки; да и какой оплеухой это явится для Колоредо! Но усталость давала себя знать – он так тяжко трудился! В эту музыку вложено столько личного. Как терпеливо ждал он ответа Папы: отсутствие родных в такой день омрачало его радость.

Папе нужно быть сейчас с ним рядом и поздравлять с завершением оперы. Ведь узы, связывающие их, гораздо прочнее, чем узы крови. Как может отец ставить под удар их близость? Ради чего? Неужели Папа так сильно ревнует его к Констанце? Сколько бы он отдал сейчас за то, чтобы ощутить ласковые отцовские объятия.

Император поднял руку, призывая к тишине, и спектакль начался.

Такая увертюра сама по себе может быть частью симфонии, раздумывал ван Свитен, прекрасно оркестрованная и строго построенная, и как удивительно тонко она подводит к вступительной арии. А до чего поэтичен и трогателен Бельмонт, проникновенно рассказывающий о том, как измучился он в поисках своей возлюбленной Констанцы. Ну конечно, и все арии Осмина тоже хороши, только это совсем уж другая музыка; ван Свитен понял, почему Вольфганг так тщательно работал над ариями этого героя – персонаж получился замечательный: веселый и забавный мошенник.