Юзеф Крашевский - Болеславцы

— Ну, пойду уж, — сказал он, — только дайте мне что-нибудь на дорогу; как же так идти по вашим делам, да без гостинца? Не пойду!

Христя рассмеялась холодным смехом обольстительницы, не же— j лающей понять того, что превосходно знала, и потрясла головкой:

— Чего еще!!

Однако стояла все на том же месте и не убегала, хотя была готова упорхнуть в одно мгновение. Когда же Буривой бросился к ней, чтобы поцеловать, она с силой оттолкнула его, мигом ускользнула в дверь каморки, но раньше, чем задвинула засов, еще раз высунула голову и крикнула:

— Ну, живо теперь, иди… получил расплату! Иди же!

Буривой продолжал стоять в дверях не трогаясь; тяжело и наконец пошел.

Трудно было Христе долго высидеть под замком. Вскоре она отодвинула засов, высунула голову, осмотрелась и вышла из каморки. Она внутренне улыбалась происшедшему, но на душе было все-таки тоскливо. Присев на лавку, Христя облокотилась на руку и размышляла, покачивая головой.

— Очень они мне нужны! — рассуждала она сама с собой. — Король меня не бросит! О нет, не бросит! Чуть только меня увидит, так сейчас и улыбнется ясными очами, даже если перед тем они кровью были налиты от гнева… Королева постарела и все плачет… А их слезами не удержишь… прогнать можно… все они не любят слез. Подавай им улыбочки да смех, даже когда в душе плакать хочется… А я то знаю, что им нужно! Все, все знаю… только как и почему? Кто меня подучивает?

И она пожала плечами.

— Э, нечего задумываться! Знаю, и все тут! Мизинчик меня учит…

И она смеялась собственной догадке и гордилась женской прозорливостью.

В эту минуту с песнями вбежали в сени две девушки. На пороге песня их замолкла, и они вошли, поджимая губы.

Девушки были у нее на побегушках. Взглянули на нее… она на них… Может быть их испугали сдвинутые брови, сердито выпяченные губы… и они молчком скользнули в дверь каморки. А оттуда вновь послышались хихиканье и шепот.

Взглянув на свое платье, Христя вдруг задумалась.

— Тярка! — крикнула она.

Старшая из девушек, улыбаясь, вытянулась перед госпожей.

— Скажи, что бы мне одеть, чтобы быть красивой?

— Ай! — отвечала девушка, прикрывая рот ладонью. — Ай! Да хоть бы ни ниточки, было бы всего красивей!

И из-за ладони плутоватая наперсница лукаво улыбалась госпоже.

— Скажи, какое одеть платье? — повторила Христя. — Голубое, или красное, или золотое?.. Пан мой будет у меня… Поправь мне волосы, я растрепала их фатой…

Тярка подошла, и барыня с служанкой стали дружески болтать и пересмеиваться.

Вынимали одно за другим платья, перебирали их и браковали, пока, наконец, Христя не выбрала багряное: оно лучше всего шло к чернобровому лицу: в нем она смотрелась королевой.

— Буду точно королева! — шепнула она Тярке.

— Да ты и так, ведь, королева! — ответила девушка, прислуживаясь.

И служанки вдвоем принялись одевать и застегивать облегающее платье, когда на дворе поднялись смятение и крики, конский топот, трубный звук.

Въезжал король.

Христя подбежала к окну, высунулась далеко наружу и встретившись глазами с королем, поманила его:

— Будь со мною!

Заметил ли король ее приветствие, не заметил ли… но вдруг среди двора остановился и сошел с коня. Его сивую кобылку торжественно повели к конюшням, а король проводил ее пешком.

Придворные тихонько разбрелись. Только несколько остались на всякий случай с королем, но и те, увидев, что король прямо из конюшен пошел к Христе, стали исподволь, как бы ненароком, отставать и попрятались по службам и сеням.

Король вошел, угрюмый, утомленный… как сокол, которого, возбужденного охотой, долго носят взад и вперед на пальце, чтобы он закрыл глаза и задремал, сидя на руке.

Христя, нарядная, с распущенными волосами, сидела, держа в руках платочек, точно собиралась плакать. Болеслав взглянул.

— Что ты, чернобровая, изменчива, как месяц? Утром щебетала, как воробушек, а под вечер в слезы?

Христя как будто не слышала и даже не взглянула на короля. Села расстроенная, сумрачная, молчаливая… даже не повернула головы, услышав его голос.

Король подошел и слегка ударил ее рукой по белым плечам, так что она вздрогнула.

— Что с тобою, говори! — сказал он резко. — Ты знаешь, Христя, что я не люблю ни слез, ни загадок…

И вдруг, открыв глаза и простирая к нему руки, Христя встала и бросилась к его ногам.

— Государь мой, пан мой! Если не спасешь меня, то я погибла!

Король сдвинул брови, вспылил и так топнул ногой, что зазвенела золотая шпора. Христя поднялась, повисла у него на шее и начала шептать:

— Король мой, пан мой! Дай мне слово, что не казнишь его!

— Кого? — крикнул Болеслав.

— Дай слово!

Болеслав слегка оттолкнул ее рукой.

— Скажи кто? Чем провинился?

— Дай слово.

Ярость овладевала королем, но и любопытство.

— Дарую ему жизнь… дальше? Христя опять прижалась к уху короля.

— Приходил Мстислав… сюда…

Болеслав даже попятился и схватился за кинжал.

— Он? Сюда?.. Как и где?.. Когда?

Христя кивнула, чтобы король сел рядом с ней на лавке, обняла его за шею, положила голову на плечо и тихонько стала нашептывать на ухо.

По лицу короля пробегали грозовые тучи, в глазах сверкали молнии… Он ничего не говорил, но белки глаз налились у него кровью, губы побледнели, зубы стиснулись… Он долго, погруженный в думы, слушал бормотанье Христи, потом встал и молча заходил взад и вперед по комнате.

Христя бегала за ним в тревоге. Она знала, что гнев его ужасен, когда он возвышает голос… но едва ли не ужаснее молчанье… Король ни слова не ответил, долго стоял у открытого окна и смотрел во двор. Потом медлительно, в раздумье, обернулся к Христе.

— Будь спокойна… мне совсем не лестно раздавить червяка, который сам лезет под ноги! Жить будет… но уму разуму его надо поучить! Мстислав вздумал тягаться с королем!.. со мною!..

И Болько рассмеялся, но и смех его был грозен… он скрежетал зубами… Христя в страхе глядела на него… Тогда он внезапно повернул ей спину, и, хлопнув дверью, удалился.

Едва он отошел на несколько шагов, как его окружили болеславцы; король мимоходом сказал им пару слов и пошел дальше. Ясно, что он сделал какие-то распоряжения.

Тесной кучкой столпилась на дворе дружина и стала совещаться. Их было десятка два опричников. Торопливо, наклоняясь друг к другу, головою к голове, болеславцы о чем-то договаривались и шептались. По движениям и лицам было видно, что затевалось дело спешное и важное, в котором все принимали живейшее участие. Некоторые рвались вперед, другие их удерживали, возражали…

То, что им сказал король, было, вероятно, тайной. Ибо, как только подходил кто-либо из дворцовых слуг, болеславцы замолкали, старались отделаться от надоедавших свидетелей, прогоняли их, а сами снова начинали перешептываться и советоваться. Некоторые присматривались к окружающим постройкам, рыскали глазами по задворкам, точно намечая, где укрыться.