Георгий Гулиа - Фараон Эхнатон

— …или через десять лет. К чему я это говорю? К тому, чтобы не слишком надеяться на естественную смерть, а действовать самим. Вспомним, как был убит его величество Тети…

— Его спровадили на поля Иалу телохранители, — проворчал Нефтеруф.

— Верно. А его величество Аменемхет Первый?

— Убит в собственных покоях.

— Это так!

— Ты удалился в седую древность, Шери. А мы живем в новые времена. Я полагаю, что фараон более предусмотрителен.

— Возможно. Но я полагаю…

Нефтеруф остановил его:

— Не продолжай, Шери. Выслушай меня. Приспела моя пора. Дай и мне сказать слово… Я отвечу — как?.. Смотри сюда: видишь мою руку? Я ею могу уложить быка. Дикого. Любого возраста. А теперь гляди! — Нефтеруф выхватил кинжальчик из-за пояса — искусно спрятанный кинжальчик, сверкающий, как звезда в ночи — Вот он! Он достает до сердца, как пчела до цветка. Он вынет душу из груди в одно мгновение. Он может все… В моих руках. Вот он, вот моя рука и вот — я!

Глаза Нефтеруфа сделались алыми от злобы. Пальцы, сжатые в кулаки, побелели от напряжения. Кинжальчик, подобно змее, извивался во все стороны.

Шери очень доволен. Шери потирает руки. Ка-Нефер залпом пьет вино. О, какой герой этот Нефтеруф!..

— Друг мой, Нефтеруф, ты показал нам «как». Но ты ничего не сказал о том, когда и где…

— Об этом следует подумать сообща… Я слышал, что фараон бывает в мастерских ваятелей.

— Да, это так, — подтвердила Ка-Нефер.

— В мастерской Джехутимеса я таскаю воду в горшках и замешиваю глину. Готов месить навоз и всяческое дерьмо. Вы знаете, ради чего я готов на многое. Я жду его. Руки в глине, а я жду. Таскаю воду — и жду. Подметаю полы — и жду. Я все-таки его дождусь!

— Это ты устроила Нефтеруфа в мастерской?

Ка-Нефер утвердительно кивнула.

— Очень хорошо, Ка-Нефер!

— Шери, я полагаю, что именно в мастерской проще всего встретить его величество.

— Не только в мастерской, — заметил Шери. — А во дворце?

— Туда сложнее проникнуть.

— Кому? — Шери повторил свой вопрос: — Кому?

— Я имела в виду Нефтеруфа…

«…Старик все предусмотрел. Умница, умница, умница! В таком деле надо смотреть в оба, а думать за семерых. Видеть сквозь стены. Слышать то, чего не слышат другие. Я не удивлюсь, если фараон отправится к своим предкам сегодня же. Разве Маху сидит сложа руки? И неизвестно, что собирается делать Эйе. Или Хоремхеб. Ясно одно: недоброжелателей у фараона немало. Это так! Но что толку? Нельзя же тянуть без конца…»

И Нефтеруф говорит вслух:

— Если волк обложен со всех сторон — это еще не значит, что он пойман и что охотники могут предаваться отдыху и веселью.

— Не значит, Нефтеруф, — согласился Шери.

— Волки имеют привычку огрызаться. Даже в предсмертные мгновения. Я это знаю хорошо. Особенно волки матерые.

— Тоже верно.

— Мне придется снова повторить свое: не слишком ли мы медлительны? Не очень ли уповаем на всякие чрезмерно благоприятные обстоятельства, которые заставляют себя ждать?

— А что делать?

— Я говорил: действовать, Шери!

Ка-Нефер сказала:

— В поспешности есть свои недостатки. В промедлениях — свои. Где же середина, та самая верная середина, которая нам необходима? Имейте в виду: у фараона чуткий слух и длинные руки. Кто может утверждать, что он пребывает в полном неведении? Кто скажет, что ничего не знает о нас? А этот Маху? Разве он бог? Он тоже человек. И ему тоже не чуждо предательство. Если, не дай бог. смекнет, что дело наше обречено.

Но Шери решительно отмел это подозрение. Кто-кто, а Маху сказал свое слово. Предательство дорого ему обойдется. Это ему доподлинно известно… Шери обратился к бывшему каторжнику:

— Я прошу одного, приказываю об одном: ты не должен предпринимать ничего такого… Понимаешь? — ничего! — пока не известишь нас — меня или Ка-Нефер. Если фараон явится в мастерскую — присмотрись к нему, прикинь все, будь хладнокровным. Возьми себя в руки!

Нефтеруф что-то промычал.

— Что ты сказал, Нефтеруф?

— Ничего.

— Ты меня понял?

— Да.

— Не торопись. Если это говорю я, значит, знаю, что говорю. Ты слышишь, Нефтеруф?

«…Он слишком озлоблен. Он — словно зверь. Ничего не слышит. Да и не может слышать…»

Шери поглядел на бывшего каторжника долгим взглядом. Велика обида этого отпрыска виднейшего рода Уасета. Нефтеруф сделает свое дело. Наверное сделает… Будь что будет!..

Хоремхеб подъехал к дому Эйе на боевой колеснице. Огнедышащие кони не то чтобы довезли его, а буквально домчали на крыльях. Точно птицы из древних сказок.

Военачальника провели через сад, разросшийся бурно, словно рос он целое столетие. Сикоморы были необычайно тенисты. А гранаты? Где найдешь лучше этих? Пальмы — тоже одна краше другой. А клетки с обезьянами? Где клетки с обезьянами? Ему показали клетки. Каких тут нет обезьян! И маленьких, точно собачки, и пушистых, как кошечки, и краснозадых, с гривою, как у льва. Правда ли, что собранию этих обезьян может позавидовать зверинец его величества?

Начальник покоев, встретивший Хоремхеба, подтвердил, что обезьяны, принадлежащие Эйе, превосходят разнообразием обезьян фараона.

— Как ты сказал? — переспросил Хоремхеб.

— Твоя светлость, я сказал «обезьян фараона».

Начальник покоев Эйе был молод, хромоног. Он изрядно покраснел, сообразив, что сказал нечто двусмысленное. Хоремхеб зычно рассмеялся, ткнул молодого человека кулачищем в живот.

— Хорошо сказано — обезьяны фараона! Клянусь богом, хорошо! Как тебя звать?

— Нахтиу, твоя светлость.

— Прекрасно, прекрасно, Нахтиу! Ты прав: мы все обезьяны фараона! Обезьяны его величества. Ха, ха, ха, ха! Ведь и ты тоже обезьяна!

Нахтиу стоял багровый от смущения. Как понимать этого грубого военачальника? «… Им хорошо шутить да посмеиваться. А вдруг этот разговор дойдет до ушей царя! Что это значит — обезьяны фараона? Это можно понять как самоунижение. Но можно и совсем иначе… Хоремхебу — что? С него спроса не будет. Палки могут запрыгать по спине Нахтиу. И совсем даже просто…»

— Твоя светлость, я имел в виду настоящих обезьян. Тех, которые в зверинце его величества.

Хоремхеб расставил ноги шире плеч, оперся руками на бедра, выставил вперед могучую грудь. Смешно вертел большими глазами и беззвучно смеялся.

— Нахтиу, а что же имел в виду я?

— Твой несчастный слуга не может этого знать.

— А ну посмотри мне в глаза!

«…Хоремхеб — любимый семер его величества. Так же как Эйе. Только Эйе стар, а Хоремхеб — в расцвете сил. Одно слово его светлости — и Нахтиу костей своих не соберет! Почему он с таким пристрастием допрашивает об обезьянах?..»

— Смотри мне в глаза, смотри!

«…Малый, как видно, из трусоватых. Это очень смешно — обезьяны фараона! А разве это не так? Мы и есть обезьяны его величества. Бегаем, словно в клетке. Кувыркаемся. Потрясаем задами — кто красным, кто костлявым…»