Наталия Пронина - Александр Невский — национальный герой или предатель?

К X столетию относятся первые документальные свидетельства о распространении христианства восточного (православного) обряда и на землях исторической Киевской Руси. И, следственно, первые сведения о попытках папского Рима проникнуть, утвердить власть Святейшего престола в громадной Киевской державе. Хрестоматийный рассказ летописца Нестора «о выборе веры» [143]Владимиром Крестителем известен всем. Но, думается, что теперь, при вышеприведенном кратком обзоре «европейской цивилизации» на исходе раннего Средневековья, читатель еще раз сможет убедиться, что Великий Равноапостольный Русский князь действительно не ошибся, отказав римским проповедникам…

Агрессивная сущность «латинян» могла быть хорошо известна уже ему. Равно как очевидна была она и великой предшественнице, бабке Владимира Святого равноапостольной княгине Ольге. Ибо именно современник Ольги —уже упомянутый выше создатель и первый император Германской империи Оттон I, — выступая в 967 г. на соборе в Равенне, заявил о необходимости «укрепления христианства» на берегах Эльбы. Тогда же, как бы подтверждая заявление императора, папа римский Иоанн XII немедленно издаст буллу об учреждении нового Магдебургского архиепископства. Фактически же акт этот призван был лишь окончательно узаконить и закрепить все те кровавые завоевания, которые до этого уже осуществил Оттон I вместе со своими саксонскими рыцарями. Завоевания земель славян, расселявшихся по Лабе. Завоевания, осуществленные с такой неслыханной жестокостью, что даже немецкий хронист Видукинд не мог не ужаснуться, рисуя страшные картины зверств германцев в землях лужичан… [144]

Но дело в том, что тогда же папский Рим предпринял попытку учредить и еще одно архиепископство —Русское. Был даже назначен его глава —епископ Адальберт. Сей новоявленный «епископ русский» и прибыл в Киев с пастырским визитом в 961 году, как посланник Оттона и папы. Это было первое в истории посещение столицы Руси католическим прелатом. Однако… Исследователь констатирует: «В Киеве быстро разгадали, что скрывается за «христианизацией», о которой разглагольствовали новоприбывшие. Очевидно, даже поведение так называемых «миссионеров» было достаточно нескромным, и вскоре по приезде гостей в Киеве поднялось по их адресу столь сильное недовольство в народе, что Адальберт со своими спутниками счел за лучшее спешно оставить пределы киевской земли. Рассказы о полном провале его «миссии» сохранили многие европейские хроники того времени…» [145]

Понятно поэтому, что, готовясь к такой эпохальной идеологической реформе, как введение новой общегосударственной религии, князь Владимир действительно сделал выбор. Выбор, призванный максимально обезопасить интересы Руси, ее духовную и политическую независимость —подчеркнем, на тот момент самой крупной державы в Европе. Неслучайно даже от православного Константинополя Владимир предпочел принять христианство не как проситель, но как воин-победитель. Захватив в 989 году греческий город Херсонес Таврический на берегу легендарного Понта Эвксинского, князь Киевский сначала сам принял там Святое Крещение, а затем, вернувшись в свою столицу, вместе с вывезенным из Херсонеса православным греческим духовенством, используя греческие богослужебные книги и церковную утварь, актом массового крещения киевлян начал осуществлять христианизацию всех подвластных ему земель. Такова была его воля. Воля сына храброго князя Святослава и «ключницы» Малуши. Жесткая, тщательно продуманная воля великого Рюриковича, на целые века предугадавшего дальнейшие исторические пути России…

Эта жесткая решимость Владимира была тем более важна потому, что, даже после официального принятия Русью греческого православия в качестве государственной религии, Рим не только не оставил попыток перетянуть князя на свою сторону, но напротив —лишь усилил их. Начальная русская летопись —«Повесть временных лет» —буквально пестрит сообщениями «И приде послы из Рима», «от папежа римского». Такие сообщения, например, помещены под 991, 994, 999, 1000 годами [146]. Однако все эти посольства с изъявлениями «пастырской любви» неизменно постигала такая же участь, какая постигла первого «епископа русского», пришедшего к княгине Ольге.

И все же, отмечает исследователь, папству удалось создать опорную для себя базу на востоке Европы. В конце X века христианство римско-католического исповедания принял польский король Мешко и его окружение, а в 1000 году учреждена была самая восточная в ту пору архиепископская кафедра в Гнезно. Одновременно с Польшей примет католицизм Венгрия [147]. Но именно католическая Польша станет самым активным форпостом Ватикана и самым злейшим врагом православной Руси.

Это проявится уже совсем скоро —в последние годы правления Владимира Святославича, когда его сын Святополк возьмет себе в жены дочь польского князя Болеслава Храброго (992 —1025). В 1012 г. в Киев прибыл, сопровождая княжну в качестве ее наперсника и духовника, епископ колобрежский Рейнберн. И… немедленно возник заговор [148]. Заговор, который подготовил против отца сам Святополк, подстрекаемый Рейнберном. Узнав об этом, Владимир «счел необходимым подвергнуть всех троих —Святополка, его жену и Рейнберна —заточению. К сожалению, чем конкретно были вызваны такие крайние действия Владимира, источники не сообщают. Очевидно, пишет историк, что ответ на этот вопрос требовал бы освещения деятельности польского епископа в Киеве и выяснения позиции Святополка. Хотя, по сути, уже сам брак Святополка с дочерью Болеслава таил в себе планы окатоличивания Руси или, по крайней мере, великокняжеской семьи. Зная методы, к которым и раньше прибегали католические «миссионеры», легко представить себе активное участие Рейнберна в попытке государственного переворота, направленного против старого князя. Рейнберн выступал в этом случае в двойной роли: и в качестве проводника интересов польского короля, и как агент папы римского. Ведь Болеслав пытался воздействовать на князя Владимира в угодном римской курии направлении и до миссии Рейнберна. Об этом говорит свидетельство летописи, сообщающее о прибытии в Киев еще в 1000 году папского посла в сопровождении представителей от Болеслава Храброго и от другого Болеслава —князя чешского. В Риме искали всякой возможности воздействовать на Владимира в желательном папству направлении, охотно используя с этой целью Болеслава Храброго, тем более что интересы папства в данном случае совпадали с интересами воинственного польского короля, мечтавшего захватить богатые киевские земли…» [149].

О позиции же самого Святополка нетрудно создать представление по дальнейшим действиям этого князя, вошедшего в русскую историю с прозваньем Окаянного, которым народ отметил злодейское убийство им своих братьев: трехгодовалого Святослава, Бориса и Глеба, впоследствии причисленных Церковью к лику Святых. Когда в 1015 г. скончался отец —Великий князь Киевский Владимир Святославич, — Святополк Окаянный стал зачинщиком одной из первых княжеских междоусобиц на Руси. Он захватил Киев и повел долгую кровопролитную войну со своим старшим братом Ярославом (Мудрым). Разбитый под Любечем войском Ярослава, Святополк бежал в Польшу и обратился за помощью к своему тестю —Болеславу, в то время уже ставшему польским королем. Понятно, что эта просьба не могла остаться без ответа Болеслава, давно мечтавшего захватить богатые земли Рюриковичей и даже перенести свою столицу из Кракова на берега Днепра в Киев [150]. Вместе со Святополком король Польши упорно начал добиваться господства над Русью, а это, конечно, помимо всего остального, означало и новую попытку утвердить на Руси власть Римско-католической церкви.