Наталия Пронина - Александр Невский — национальный герой или предатель?

Через три дня, в пасхальный понедельник 12 апреля, захватчики ринулись на второй штурм, который и принес им победу. С помощью перекидных мостков, переброшенных на стены города, рыцарям удалось взобраться туда; одновременно другие воины произвели пролом в стене и потом уже изнутри города разбили трое ворот. Крестоносцы ворвались в Константинополь, заставив войска византийского военачальника Мурцуфла отступить. Сам он под покровом ночи бежал из города [164]. Так 12–13 апреля 1204 года произошло падение древней византийской столицы. Падение, которое ознаменовалось невиданным разрушением, разграблением и массовой резней [165], учиненной там западноевропейскими «рыцарями Христа» к «вящей славе Божьей», что было полностью одобрено Римско-католической церковью. Как пишет историк, «накануне штурма Константинополя епископы и священники, находившиеся при войске крестоносцев, беспрекословно отпускали грехи всем участникам предстоящего сражения, укрепляя их веру в то, что овладение византийской столицей —это правое и богоугодное дело… «Константинопольское опустошение» —так называется одна из латинских хроник, описывающая разбойничьи действия западных рыцарей в византийской столице. И действительно, озлобленные долгим ожиданием добычи и ободренные своими духовными пастырями, рыцари, захватив Константинополь, набросились на храмы, дворцы, купеческие склады. Они грабили дома, разоряли гробницы, разрушали бесценные памятники искусства, предавали огню все, что попадалось под руку. Буйное неистовство воинов, насилия над женщинами, пьяные вакханалии победителей продолжались три дня… Французский мемуарист, участник похода Жоффруа Виллардуэн передает, что крестоносцы захватили огромную добычу и поубивали массу людей: по его словам, «убитым и раненым не было ни числа, ни меры» [166]. Другой очевидец, детально поведавший о погроме 1204 года, грек Никита Хониат, как бы в оцепенении вспоминая дикие сцены, разыгравшиеся тогда в Константинополе, писал впоследствии: «не знаю, с чего начать и чем кончить описание всего того, что совершили эти нечестивые люди» [167].

«Алчность западных рыцарей поистине не знала границ… (Они) словно соревновались друг с другом в расхищении богатств великого города» [168]. Крестоносцыфранки не давали пощады никому, говорит Никита Хониат, и ничего не оставляли тем, у кого что-нибудь было. Ибо, как и Анна Комнина, подчеркивает Хониат, «первой чертой их нации является сребролюбие, и для обирательства они придумали способ новый, и никакими прежними грабителями не применявшийся. Открыв могилы императоров и усыпальницы при великом храме учеников Христовых, они ночью ограбили саркофаги и беззаконно присвоили себе все найденные золотые украшения, жемчужные нити и драгоценные камни, лежавшие нетронутыми и нетленными. Найдя тело императора Юстиниана, несмотря на долгое время оставшееся целым, они подивились, но все убранство все-таки себе присвоили». А ведь, подчеркивает историк Ф. И. Успенский, «перечень драгоценных царских саркофагов из порфира, зеленого и белого мрамора, стоявших в усыпальнице и в самом храме Апостолов, дошел до нас…Ряды роскошных, громадных саркофагов содержали драгоценности, утрата которых невознаградима для археологии…» [169]Потревоженным оказался даже саркофаг императора Константина I Великого, откуда тоже унесли драгоценности. «Жадных рук крестоносцев не избежали ни церкви, ни предметы религиозного почитания. Европейские «воины Христовы», по рассказам хронистов, разбивали раки, где покоились мощи святых, хватали оттуда золото, серебро, драгоценные камни, «а сами мощи ставили ни во что»: их просто забрасывали, как писал Никита Хониат, «в места всякой мерзости». Не было сделано исключения и для самого знаменитого храма Св. Софии. Рыцари растащили его бесценные сокровища. Оттуда были вывезены «священные сосуды, предметы необыкновенного искусства и чрезвычайной редкости, серебро и золото, которыми были обложены кафедры, притворы и врата». Войдя в азарт, западные варвары заставили танцевать на главном престоле храма обнаженных уличных женщин и не постеснялись ввести в церковь мулов и коней, чтобы вывезти награбленное добро [170]. Ревнители христианской веры, таким образом, «не пощадили не только частного имущества, но, обнажив мечи, грабили святыни Господни» [171]…

От погромщиков, закованных в рыцарские латы, отмечает историк, также «не отставали и грабители в сутанах. Католические священники рыскали по городу в поисках прославленных константинопольских реликвий… Так, аббат Мартин Линцский, присоединившийся к банде рыцарей, совместно с ними разграбил знаменитый константинопольский монастырь Пантократора. По словам хрониста Гунтера Парисского, повествующего о достославных деяниях этого аббата в своей «Константинопольской истории», аббат Мартин действовал с величайшей жадностью —он хватал «обеими руками». Безвестный хронист из Гальберштадта передает, что, когда епископ этого города Конрад вернулся в 1205 году на свою родину в Тюрингию, перед ним везли телегу, доверху нагруженную константинопольскими реликвиями. В целом с момента взятия Константинополя, отмечали современники, в Западной Европе не осталось, вероятно, ни одного монастыря или церкви, которые не обогатились бы украденными реликвиями» [172]. Украденными католиками именно в Константинополе, поверженной столице православного мира. Без комментариев.

Этот дикий разгром довелось увидеть русскому современнику, новгородскому дипломату Добрыне Ядрейковичу, оказавшемуся в тот момент в Константинополе. И Новгородская первая летопись старшего извода до сих пор хранит его скорбную повесть о том, как «папежские воины» в Царьграде «вся разбиша и ободраша» [173]. Ибо варварское поведение западных агрессоров, распаленных видом богатств великого города, обрекло огню и мечу не только храмы и религиозные святыни. Погибли бесценные произведения искусства, архитектуры, библиотеки [174].

Отныне православная Византийская империя как государство была уничтожена, большая часть ее владений оказалась подчинена Западу [175]. На этих землях срочно создавалась так называемая Латинская империя, и уже 9 мая 1204 г. в Константинополе на трон византийских императоров взошел католический ставленник Балдуин Фландрский —«апостол истинной веры в борьбе с еретиками-схизматиками», как называл его папа римский Иннокентий III. Сам же папа сразу приглашен был лично посетить Константинополь, чтобы «торжественно заложить первый камень» новой, «окончательно объединенной христианской церкви» [176].

Правда, отмечает исследователь, «торжествовать папе было рано. Скоро завоевателям пришлось убедиться, что Византия отнюдь не покорилась власти Рима. Хотя в храмах Константинополя греко-православный обряд богослужения заменили латинской мессой, хотя главой церкви, «патриархом константинопольским» был провозглашен венецианец Томмазо Морозини», но… местное православное духовенство, как и весь народ, относились к захватчикам с острой враждебностью. «В разных частях страны вспыхивали восстания, заметное участие в которых принимали и православные священники. Подавляющее же большинство высшего клира спасалось бегством, уходило от завоевателей на не захваченные еще крестоносцами территории страны, в частности, город Никея (Малая Азия), ко двору знатного грека Федора Ласкариса, ставшего императором образовавшейся в 1204 г. Никейской империи [177]. Вот именно с этой наследницей Византии и стала поддерживать церковно-дипломатические отношения молодая православная Русь. Подчеркнем: отнюдь не с Римом, но именно —с уцелевшей и не утратившей независимости греческой Никеей.