Михаил Семеновский - Тайная канцелярия при Петре Великом

– Я в твоем мнении тебе помощник, – с полною доверенностью к учителю отвечал Степан, и они оба положили покинуть навсегда монастырь, ограда которого не могла укрыть их от ненавистных им «заповеданий антихриста».

Бегство решено. Степан под предлогом работы ушел в одно из подмонастырских сел. Самуил между тем «великое свое страшное сумнение» и причину своего бегства спешил изъяснить в письменном воззвании к братии.

«Уведал я, – писал Самуил на полулисте „средним письмом“, запершись в своей келье, – уведал я от светлых писаний, что попущением Божиим принял область антихрист прельстити весь мир зане умножися нечестие везде и повсюду злая содевается…» Приведя затем несколько мест из повести в книге Ефремовой об антихристе, и слова Писания: «Егда же узрите мерзость запустения, стоящую на месте святе, тогда сущии во Иудеи да бежат на горы», – Самуил разъяснял, что и он бежит по слову тому в пустыню, затем вменял «печати антихристовой быть брадобритие» и много и долго еще писал, а все о том же возросшем в лице императора Петра Антихристе; воззвание заканчивалось словами: «Се Аз с вами есмь до скончания века, аминь».

Самуил поспешил с воззванием к другу и ученику своему Степану, в подмонастырскую вотчину. Там они вместе прочли «письмо», потом ушли в монастырский пчельник, где их ждал знакомый наш монах Павел, и тут же друзья нашли двух других монахов из своего монастыря, Кириона и Марка; первый был стар и глух, второй безграмотен. Воззвание было передано Павлу, и он вслух прочел его всем предстоящим… Содержание его вызвало большие толки и рассуждения между тремя друзьями; долго советовались они, между прочим, о том, как и когда уйти в горы. Необходимость бегства была признана.

– Я теперь, – говорил Павел, – как на ножевом острие, на которую сторону свалюсь, в ту и пойду…

– Бог знает, – говорили между тем прочие собеседники, отцы честные Кирион и Марк, – а мы токмо знаем, что Господи помилуй!

Молодой монах Степан, сильно возбужденный воззванием Самуила и твердо решившийся бежать, душою болел, что его родные в Шацке живут и гибнут в слепоте, в неведении, что над ними властвует враг Христосов. Юноша молил своего учителя написать в Шацк послание, просветить неведущих. Учитель охотно согласился и писал к родным Степана несколько писем, в которых разъяснял им о подлинном крестном знамении против старопечатных книг и о прочем, то есть об остережении от антихриста. Письма, однако, не дошли по своему назначению; люди, которым молодые приятели вручили их для доставки в Шацк, «присмотрели, что письма те были безголовныя», и их изодрали.

По написании тех писем отправился Самуил в город; зашел на степи во двор тамбовского Казанского монастыря, заночевал здесь и не упустил случай к пропаганде. Разговор длился у него с одним монахом долго; слушатель, со своей стороны, приводил свидетельства о рождении врага Христова. Подошел к собеседникам иеродиакон Изосима, он незадолго пред тем был в Москве.

– Ну, как имеется в Москве, – начал Самуил расспрашивать приезжего, – как ходят там старообрядцы?

– Ходят в бородах и с козырями, – отвечал Изосима, – и носят особливое платье, а другим запрещено указом бороды носить, и платье носят немецкое; раскольникам же приказано надзирать у ворот и на кабаках у всяких сборов…

– Для чего книгу Ефремову и Соборник отставили?

– Прислан указ, в чем (то есть в чтении его и исполнении) подписалися игумены…

– Теперича, – перебил Самуил, – стало сущее неверствие, знатно им, императору да Синоду, Ефрем отпишет в противность… Он – не царь-от, Петр, он антихрист! Сущую правду старообрядцы говорят, что нашего государя нет – он в полону, а этот иной… Вон и царицу оставил, а другую поял… Надобно за то, что отставлены книги Ефремова и Соборник, умереть!..

– Что тебе действовать, – отвечал иеродиакон, – не надобно умирать, пропадешь душою и телом… А что точно чтение книги Ефрема и Соборника по церквам отставлены, часовни ломают, оклады образов посодрали… и хотя не антихрист он, император-то, потому и в Писании сказано: «несть и не бывало еще на земли» его, антихриста, – однако знатно по всему, что он предтеча антихриста…

Пришел Самуил наутро в Тамбов, пошел в дом свой и объявил родным и жене: «Не хочу быть монахом у отступников, хочу дома жить да в церковь не ходить и носить платье старообрядцев, и оклад готов платить за это…»

Пришли пристава от инквизитора, арестовали Выморкова и привели в Казанский монастырь. Инквизитор вместе с игуменом Измаилом встретили арестанта на крыльце игуменской кельи. Взглянул на них Самуил, вспомнил, что эти самые начальные люди подписались под указом о нечитании книг Ефремовой и Соборника, и не пошел под благословение.

– Для чего ты под благословение не идешь? – закричал инквизитор.

– А для чего вы, – отвечал, помолчав, Самуил, обращаясь к игумену, – для чего вы подписываетесь в нечитании книг?

– Не мы первые, – отвечал тот, – и архиереи вначале подписались…

– Надо-то его отстегать плетьми, – говорил инквизитор, – за то, что под благословение не идет, – пошлите сюда приставов с плетьми…

– В Духовном регламенте, – говорил, между тем, игумену Самуил, – в регламенте написано: проклять, кто жену покинул; я хотел было себе спасение достигнуть – постригся, а ныне по (той) клятве (регламенту) не хочу монахом быть, а хочу с женою жить…

– Ну и скинь монашество, – насмешливо отвечал игумен.

Самуил снял камилавку и положил ее на крыльцо… «Постригся я у отступников, – думал он про себя, – и то пострижение, теперь отложа, уйду в пустыню к монахам в горы и там вновь постригусь…»

– Вот и дьякон стал, – хохотал игумен, – дурак ты, дурак, в регламенте написано: кто ныне покинет жену, тот проклят, а ведь ты уже монах! Не бойся клятвы!..

Взял Самуил камилавку, надел ее и перекрестился по арменскому слаганию… «Уж (ничего не поделаешь) умру в монахах». Подошли пристава с плетьми, и началось битье нещадное… Высеченного сдали под караул в духовный приказ, оттуда наутро перевели в Казанский же монастырь в хлебню. Вчерашнее наказание было сильное – бедняк стонал.

– Что покряхтываешь? – спросил его иеродиакон Изосима.

– Бит плетьми за укорение игумена и инквизитора в подписании о нечитании книги Ефремовой.

– Не надобно было тебе укорять…

– Дух бодр, а плоть немощна.

Не был, однако, в избитом теле и дух бодр; несчастный продолжал терзаться своими обычными тяжкими сомнениями, и не видя исхода из них, решился уморить себя голодом… Дня с два пролежал он в монастырской бане без пищи, в чаянии – замучиться, наконец плоть одолела над духом, и Самуил вкусил монастырского брашна и пития…