Николай Черкашин - Тайны погибших кораблей (От Императрицы Марии до Курска)

Вернемся же к книге Боргезе, к тем ее страницам, где «черный князь» характеризует дух своих людей.

«Какая же внутренняя сила воодушевляла их и поддерживала? Что же делало этих людей так непохожими на многих других, отрешенными от личных материальных интересов? У них не было стремления к честолюбию; они не принимали даже искреннего признания их заслуг и избегали почестей и похвал. Богатство их не прельщало; они не получали никакой премии за свои подвиги. Они не получали и повышения в звании и должности, чего легче добиться сидя в министерстве. Не тщеславие руководило ими в стремлении быть участниками исключительных подвигов, поскольку на пути к цели их ждала смерть, а какая польза от того, что тебя отметят после смерти? Одно только вдохновляло их — верность долгу!.. Это безграничное самопожертвование является результатом инстинктивного и глубокого чувства — любви к родине».

Девизом боевых пловцов Боргезе были слова: «За короля, за честь знамени!»

Раздел итальянского флота и передача Советскому Союзу, бывшему противнику, такого крупного корабля, как линкор «Джулио Чезаре», нанесли чувствительный удар по национальным амбициям фашиствующих патриотов.

«Ни один итальянский корабль не будет служить под флагом большевиков!» — заявил репортерам Боргезе. Меньше всего этого человека можно обвинить в пустом фразерстве. Угроза была брошена мастером подводных диверсий высшего класса, у которого не гнушались поучиться и кичливые моряки гитлеровского флота.

Заметим еще и такой факт. «Водители управляемых торпед, — пишет в своей книге Боргезе, — два раза в неделю прибывали в Специю, где с баркаса или с подводной лодки спускались в море и проводили в ночное время учение, включающее: подход к гавани; преодоление сетевых заграждений; скрытое плавание внутри гавани; сближение с целью; подход к подводной части судна; присоединение зарядного отделения торпеды и отход… Объектами для нападения были отдельные корабли, временно находившиеся в гавани. Вспоминаю, в частности, случай с линейным кораблем „Чезаре“ (будущим „Новороссийском“. — Н. Ч.). Водителям торпед удалось присоединить зарядные отделения незаметно для находившихся на борту корабля людей, хотя предварительно командование и вахтенные были предупреждены и поэтому элемент внезапности отсутствовал. Только когда на „Чезаре“ после нескольких часов внимательного изучения поверхности моря скептически заключили: „Они не смогут этого сделать“, вблизи борта показались шесть черных голов, и водители, сделав жест рукой, означающий „Все готово“, исчезли в ночной темноте».

К этому надо добавить, что итальянские боевые пловцы знали в деталях не только подводную часть линкора «Новороссийска», но и севастопольские бухты, так как в 1942—1943 годах в Севастополе орудовало одно из подразделений флотилии Боргезе, оснащенное скоростными катерами и «карманными» подводными лодками типа СВ.

«В начале пятидесятых годов, — пишет из Минска читатель „Правды“ В. П. Филиппенко, — среди отдыхающих в крымских международных санаториях („Коммунар“ и „Красное знамя“ в Мисхоре) бывало немало итальянских граждан. И отличались они от других гостей не только молодостью и здоровьем, но и повышенным интересом к подводному плаванию. Мы, крымские мальчишки (я жил и учился тогда в Алупке), с завистью смотрели на их подводное снаряжение. У них мы впервые увидели маски, ласты, акваланги и т. д. Под видом интереса к подводной фауне и флоре Крыма они свободно разъезжали по всему Крымскому побережью».

Таким образом, к покушению на линкор люди Боргезе были готовы и морально, и технически. К нашей великой беде, их задача упрощалась еще и преступным небрежением, с которым неслась охрана подступов к Севастополю с моря. Контр-адмирал Бондарь привел некоторые факты, которые подтверждают в своих письмах и другие моряки.

«Корабль дозора (большой охотник), — пишет из Ленинграда офицер запаса М. В. Богданов, — несший охрану входа в главную базу, 28 октября был отозван со своей позиции в район Лукула и Бельбека для обеспечения полетов ночной авиации».

Как удалось уточнить, большой охотник с гидролокатором на борту вернулся в свой район лишь в 0 часов 17 минут 29 октября, то есть за час с небольшим до взрыва. Практически вход в севастопольскую гавань не охранялся почти весь день. Дозорный корабль покинул свою позицию рано утром — в 5 часов 50 минут.

Как бы в оправдание прислал письмо бывший замполит того злосчастного большого охотника капитан-лейтенант в отставке В. Юдин.

«Незадолго до происшествия наш корабль вышел на боевое дежурство в точку… что находится на выходе из бухты. В те времена мы несли дежурство по десять суток с задачей перекрывать фарватеры и подходы к главной базе средствами акустики и визуального наблюдения. Там дежурят и сейчас…

28 октября рано утром мы получили от оперативного дежурного по флоту неожиданный приказ: выйти в район Качи на обеспечение полетов авиации. Полеты кончились в 16.00, но приказа вернуться в точку дежурства все не было и не было, несмотря на наши запросы.

И только глубоким вечером мы получили приказ о возвращении. Далеко за полночь мы пришли в свою точку. Не успели отдать якорь, как с Константиновского рейдового поста нам передали светосемафором, а потом по радио: „Идти к „Новороссийску“ спасать людей“.

Рванули в бухту. В бухте стояли крейсера и мощными кормовыми прожекторами освещали место трагедии. Линкор плавал вверх килем. В носовой части перед броневым поясом зияла огромная пробоина. В воде уже никого не было…

Спустя некоторое время в главную бухту ворвался весь наш охранный дивизион. „Охотники“ ринулись в Южную и Северную бухты на поиск подводных лодок».

Еще одно письмо, из Севастополя. От ответственного секретаря Военно-научного общества при Доме офицеров флота капитана 2-го ранга в отставке С. Соловьева.

«К моменту тех трагических событий я служил в Севастополе в должности командира маневренной гидрографической партии и 29 октября 1955 года по тревоге был направлен к месту катастрофы на ГПБ (гидрографический промерный бот). Это было уже утром, около 8 часов, когда линкор плавал вверх килем. Наш бот задержали при выходе из Южной бухты, пропустив к линкору только катер начальника Гидрографической службы Черноморского флота капитана 1-го ранга И. А. Наумова. Возвратившись, начальник ГС ЧФ дал приказание капитану 2-го ранга Н. Н. Прокопчуку следовать к носовой части линкора и производить промер на предмет обнаружения воронки от взрыва, а мне определить координаты носа и кормы методом обратной засечки. Подойдя к опрокинутому линкору со стороны Черной речки, ГПБ пришвартовался к стоящему у борта водолазному катеру. Перейдя через катер, я оказался на днище линкора и приступил к выполнению своего задания. От днища до уреза воды в тот момент было около 3–4 метров. На днище находился начальник Аварийно-спасательной службы (АСС) ЧФ капитан 1-го ранга Кулагин с группой своих специалистов и заводчан. Со стороны выхода в море к опрокинутому „Новороссийску“ были пришвартованы три спасательных судна. С их кормы были заведены шланги, которые уходили в воду под линкор. Общее впечатление от увиденного было гнетущее — беспомощность и отсталость, полное несоответствие спасательных средств стоящей перед АСС задаче. Офицер-водолаз готовился проникнуть внутрь линкора через кингстон, рабочие пытались автогеном прорезать отверстия в днище по указанию специалистов в комбинезонах, ходивших с чертежами… Эта картина напоминала возню лилипутов с Гулливером. После определения по береговым опорным пунктам заданных мне точек я установил, что корма находится в 130 метрах от набережной госпиталя. Полученные результаты были переданы в штаб флота, где мне потом поручили подготовить на плане севастопольской бухты картинку положения линкора, а затем в кабинете начальника противоминного отделения И. П. Попова поручили проверять отчеты по навигационно-гидрографическому обеспечению боевого траления бухт Севастополя, правильно ли вычислены среднеквадратические ошибки заданного перекрытия тральных галсов. В это время в кабинет приносили поднятые со дна в районе взрыва предметы, которые могли быть частями взорвавшейся мины. Ничего похожего — со свежими изломами — не было: все было старое, ржавое.