Владимир Андриенко - Кувыр-коллегия

— Отчего в прошлом? Он до сих пор князь, Петер. Это тебе не Франция, где один раз унизившись, более не поднимешься. В России и не такое бывает. Так что наш Голицын еще свое возьмет. И Буженинова совсем не дура, что Квасника-Голицына обхаживает. Денег она уже на службе шутовской скопила не мало. А теперь вот княжеский титул ей светит.

— Но пойдет ли императрица на то чтобы их поженить?

— Кто знает, Петер? На такой вопрос сразу ответить сложно.

За соседним столиком пили офицеры гвардии. Они матерно ругались и голоса их становились все громче и громче. Один из них, капитан в семеновском мундире со шрамом на лице вдруг выкрикнул:

— Ты кого хвалить вздумал? — он обращался к одному из собутыльников. — Свору немецкую? Не для того государь наш Петр Великий империю создавал, дабы каждая шваль здесь кормушку для себя находила!

— Я про то говорю токмо, — ответил ему молодой Преображенский поручик, — Что Миних хороший командир и полководец изрядный!

— Миних? Ты еще Бирена похвали!

Услышал такие слова Бирон, порядком уже выпивший, из-за стола поднялся и у семеновцу подошел. Мира не успел его остановить.

— Вы сударь, что-то сказали про герцога курляндского? — спросил он.

— А ты кто такой? — офицер вскочил на ноги. — Знаешь, с кем говоришь?

— Знаю. Вы, сударь, свинья пьяная.

— Что? — семеновец замахнулся для удара. Но он был сильно пьян и потому Бирон от его кулака в сторону ушел. Затем герцог и сам ударил офицера, да так что тот под столы угодил.

Но его товарищи вступились за честь мундира. Пьетро обнажил свою шпагу и громко произнес:

— Господа! Не стоит устраивать потасовку в трактире и мебель и посуду портить. Кто не доволен словами али делами сего господина, то я могу своей шпагой за честь его постоять. Но за дверями трактира. Есть среди вас люди смелые?

Дюжие офицеры гвардии посмотрели на Мира, на его худощавую фигуру и сразу нашлось трое, кто захотел с ним сразиться.

Они вышли на воздух. Петро обнажил шпагу и стал в позицию.

— Вы можете нападать на меня сразу втроем, господа. Если я стану убивать вас по одному, то для меня том будет мало чести.

Офицеры рассвирепели от такого заявления и, обнажив клинки, набросились на Пьетро.

— Мы отберем у сего наглеца клинок и отхлещем его нашими шпагами плашмя по голой ж….! — орал семеновский капитан со шрамом.

— Пусть помнит гвардию!

Мира быстро отразил все атаки пьяных офицеров. Шпагами они владели так себе, и он сих молодчиков и за достойных противников не почитал. Потому от первоначального своего намерения заколоть кого-то — отказался.

Он выбил шпагу из рук капитана и поранил ему руку, дабы тот уже к бою не вернулся. Затем он в течение минут нанес легкие раны и другим соперникам и вложил свой клинок в ножны.

— Вам бы господа уроки фехтования брать почаще, — сказал он и снова зашел в трактир…

Пьетро предложил Бирону уйти из таверны, но герцог отказался от того.

— С чего я должен уходить? От того что ты отделал троих русских? Пусть шпаги держать научаться.

— Но сегодня русских здесь больше чем иностранцев.

— И что с того?

— Среди офицеров может найтись некто, кто опознает тебя или меня.

Они выпили еще и стали закусывать. Стол был уставлен разными яствами, и они оказали честь каждому блюду.

Пьетро Мира не напрасно волновался. Среди русских, после водки, снова послышались оскорбительные слова. И больше того, сеньора Пьетро опознали.

— Да это же шут придворный! — закричал поручик Преображенского полка.

— Шут? Ты пьян, Олсуфьев! — осадил его капитан со шрамом.

— Да точно вам говорю! Шут то по кличке Педрилло! И шпагой он мастерски владеет! В Италии то мастерство постигал!

— И что с того? Никого он не убил ведь? — проговорил капитан. — Хотя мог бы. Я то сразу понял. А он токмо руку мне оцарапал.

— Дак шут на дворянина руку поднял! — Олсуфьев хотел встать из-за стола, но капитан семеновского полка насильно усадил его.

— Сядь! И не ори так, Олсуфьев. А то завтра похмелят тебя в тайной канцелярии на дыбе.

— Меня?

— Молчи, Сашка, — осадил Олсуфьева другой гвардеец. — Он к самому Бирону приближен! Завтра донесет своему герцогу…

— Русских солдат из-за этого Бирона мордуют, а я и слова не скажи? Так?

Бирон резко обернулся. Он посмотрел в глаза поручику Олсуфьеву:

— Из-за Бирона, вы сказали, поручик? Я вас понял правильно?

Олсуфьев осекся. Он узнал, кто сидит перед ним в простой таверне.

— Отчего вы во всем Бирона вините? Я хотел бы знать? Лично вам, что Бирон сделал?

— Герцог, — побелевшими губами прошептал Олсуфьев. — Герцог…

— Не стоит вам произносить моего имени громко, поручик. И можете не бояться тайной канцелярии. Ни я, ни сеньор Мира не промышляем доносами.

После этого Бирон встал со своего стула и вместе с Пьетро вышел из таверны. Он был в бешенстве. Он выдал себя. Не сдержался. Выпил слишком много водки с мороза….

Год 1739, январь 17 дня. Санкт-Петербург. Во дворце в покоях герцога Бирона.

Утром 17 января, герцог Бирон собрал у себя своих сторонников. К нему пришли барон фон Ливен, барон фон Бреверн, барон фон Мегден, граф Дуглас, братья Бирона Карл и Густав, принц Гессен-Гобургский, который в последнее время стал верным сторонником герцога.

— Господа, — начал Бирон. — Я вами не доволен. У наших врагов всюду есть глаза. И они нам наносят удары. А вы? Вы спите! И не только спите, но и наносите вред моему имени. Зачем я дал вам всем должности прибыльные? Для чего?

— Но ваша светлость, так и не сказала, нам что случилось? — спросил граф Дуглас.

— То, что жалобы на вас поступают постоянно. Русские и так меня ненавидят, а из-за вас эта ненависть становиться день ото дня больше. Вот вы, граф Фринц-Фердинанд фон Дуглас, что можете сказать?

Дуглас посмотрел на герцога.

— Но я не понимаю, кто может жаловаться на меня?

— Вы излишне жестоки, граф, по отношению к солдату русскому. И я не раз прикрывал вас от суда.

— Ваша светлость, я не первый год в России служу. Еще при Екатерине I когда я был назначен генерал-губернатором Эстляндии, я всегда быт требователен к солдатам. Русскому мужику нужно наказание. По иному он не имеет почтения к начальству.

— Глупость, граф, не лучший путь к успеху. Вы совершенно не знаете русских. И если вас солдаты на штыки поднимут — то это ваше дело. Но мое имя из-за вас порочат! Тоже самое, касается и вас Ливен, и вас Мегден.

— Но кому они жалуются, ваша светлость? — спросил фон Ливен.

— Жалобы поступают на имя государыни, но хода я им не даю. Но это пока. Так что советую вам умерить ваш пыл и вести себя достойно. Сами знаете, как крута бывает наша государыня. Она любит иностранцев, но не до такой степени.