Валерий Шумилов - Живой меч или Этюд о Счастье Жизнь и смерть гражданина Сен-Жюста

Глаза Бонапарте яростно вспыхнули.

– Гражданин Цензор, ты же сам сказал, что я заслуживаю благодарности Республики. Самая лучшая благодарность – поручить мне армию, которая покончит с владычеством Британии в Египте, – маленький генерал не скрывал своего раздражения.

– Генерал, – тон Сен-Жюста посуровел, – ты не знаешь, о чем просишь: благодарность Совета Республики куда больше – по предоставлению Цензора Лигурийской республики Филиппа Буонаротти ты назначаешься Великим Цензором Корсики.

– Корсики? – Бонапарте не мог сдержать удивления.

– Твоего отечества, генерал. Ты помнишь о своей родине? Паоли умер, на острове разброд и шатание.

– Там англичане…

– И твои контрреволюционные сородичи, восставшие против освобожденной Франции. Раздави их, генерал Бонапарте, и Корсика твоя. Принеси на остров семена свободы. Тебе оказана великая честь, потому что ты единственный из генералов, кто с военными талантами совмещает таланты гражданского управления.

– Я думал, что мои таланты могут лучше пригодиться на большой войне, – Бонапарте говорил, опустив глаза.

– Генерал, – сухо сказал Сен-Жюст, – служить Республике великая честь в любом месте. Но тем, кто хочет воевать с тиранами, возможностей будет предоставлено сколько угодно. После Египта нас ждет Персия, а потом – Индия. Ты бы не отказался повести войска в Индию?

Глаза Бонапарте загорелись:

– Это действительно великая честь, первый гражданин.

– Да. Но сначала должна быть Корсика. Кого ты, как нынешний командующий парижским гарнизоном, предложил бы оставить вместо себя?

– Моего заместителя по кавалерии генерала Иоахима Марата.

– Марата?

– Раньше он был Мюратом, пока не сменил имя.

– Хорошо. Ты свободен, гражданин, – Сен-Жюст повелительно вытянул руку по направлению к двери.

Генерал Бонапарте вытянулся, традиционным римским жестом, ставшим за последнее время популярным в армии, прощально стукнул себя кулаком по груди чуть выше сердца и, развернувшись на каблуках, вышел из зала.

Великий Цензор Сен-Жюст и его ближайший друг и советник Первый Цензор Национального собрания Пьер Тюилье долго смотрели ему вслед.

– А он честолюбив этот генерал, – задумчиво произнес Тюилье.

– Я еще раз убедился, что этому ставленнику Огюстена нельзя доверять. Всем этим победоносным генералам мало было Лафайета, Дюмурье, Гоша, Пишегрю. Каждый из них мнит себя Цезарем!

– Наполионе – честный республиканец, – не согласился Тюилье. – Вспомни, как лихо он подавил парижских мятежников в вандемьере? А вот Огюстен Робеспьер – да, порой бывает так не сдержан на язык. И как нынешний председатель Национального собрания доставит еще нам немало хлопот.

– Нет, – без всякого выражения ответил Сен-Жюст. – Он – из породы безобидных говорунов. Из-за памяти к Максимилиану мне бы вообще не хотелось говорить о нем.

– Да, но ты послушай: он фактически примкнул к нашим врагам, распространяющим всякие нелепые слухи о загадочных обстоятельствах гибели его брата, о конце революции, выродившейся в бюрократию. Чуть ли не вспоминает россказни Барраса и Тальена…

– Как этот визжал, когда его везли на гильотину, сразу забыл про свой игрушечный кинжал…

– О том, что ты хочешь жениться на дочери тирана…

– В этой чепухе как раз обвиняли его брата. Пока он был жив. Теперь, значит, меня…

– И даже короноваться. Людовик Семнадцатый…

– …Умер в Тампле. Хотя я вообще-то тоже Людовик. Забавное обвинение. Надо быть слабоумным, чтобы считать корону монарха-угнетателя привлекательнее должности Цензора Франции.

Сен-Жюст повернулся к бюсту Робеспьера, стоявшему в углу зала, подошел к нему, медленно вытянул руку, тронул кончиками пальцев холодный камень, провел ладонью по покатому лбу:

– Первый Великий Цензор умер в брюмере. Мы переименовали название месяца в его честь. Максимилиан… – Он пристально посмотрел в пустые глазницы бюста. – Нет, я никак не причастен к его смерти. Он умер от чахотки, не дожив до сорока. Но главная причина болезни – он просто не хотел жить.

Сен-Жюст нахмурился, вспомнив о еще живом Кутоне, который, впрочем, для всех тоже уже давно умер: полностью парализованный, потерявший речь, он под присмотром лучших офицеров здоровья доживал свои дни в Национальном госпитале.

– Он ушел вовремя, – Сен-Жюст сказал это вслух, как бы сам для себя делая вывод.

А затем, повернувшись к секретарю: – Жюльен, ты слышал, что я сказал. Ты лично хорошо знал Неподкупного. Скажи, разве мог Максимилиан Робеспьер управлять Республикой?

Молодой человек (он был лет на семь моложе Сен-Жюста) смутился:

– Я не знаю, первый гражданин. Максимилиан… он был не способен мириться…

– С тем, что выходит за пределы прямой линии. Он не умел лавировать. И он уже не знал, куда идти, – я вел его, начиная с Комитета общественного спасения. Он чуть не погубил Республику в термидоре. Он был великий человек, но его время ушло… Марк, в шесть часов [3]совещание с военными. Потрудись, чтобы все приглашенные были по списку.

– А теперь приходит время генералов, – тихо сказал Тюилье, когда дверь за секретарем закрылась. – Я знаю: на сегодняшнем утреннем заседании Совет Республики принял решение возобновить европейскую войну, теперь очередь за Национальным собранием. Ты хочешь обсудить это со мной.

– Мы всего лишь объявим войну Австрии. Как уже было.

– Не было, Сен-Жюст. Такого не было. Мы впервые планируем столь широкомасштабные военные действия: против Австрии, Пруссии, Англии и Испании. Планируем высадиться на Британских островах, на Корсике, в Египте. А Россия?

– Россия – вот именно. Фрюктидорианское заключение мирного договора с российским императором позволит нам добить Европу. России отойдет восточная ее часть, включая Польшу. И я заверил русского императора Павла о нашем совместном походе на Индию.

– Зачем? Зачем, Сен-Жюст? Зачем Республике завоевательные войны? На этом споткнулись жирондисты.

– Сейчас армия – победоносна. И теперь мы – едины. А Республике нужны новые победы.

– Чтобы решить внутренние проблемы? Ты же сам предостерегал против победоносных генералов.

– Я взял на себя роль главнокомандующего. Нам нужны верные войска, – Сен-Жюст усмехнулся и повторил уже с другим акцентом: – Мне нужны верные войска.

Тюилье с недоумением и даже ужасом посмотрел на друга:

– Но это идет вразрез со всеми твоими принципами! С «республиканскими установлениями», которые я переписывал и которые теперь являются истинной надеждой всех честных французов!

– И которые остались только на бумаге… – недовольно прервал Сен-Жюст. – А почему?

– Республика еще не готова…