Конн Иггульден - Поле мечей

Прикрыв лицо рукой, Юлий помолчал.

— Если разведчики принесли точные сведения, то шансов выжить в грядущей битве у нас очень мало. Если вас интересует моя точка зрения, то я склоняюсь к тому, чтобы достойно сдаться и тем самым сохранить жизни наших легионеров. Верцингеторикс уже показал себя: он вовсе не дурак, а потому разрешит нам отойти к Альпам, на земли наших поселенцев. Подобная победа укрепит его в роли верховного царя, так что вполне возможно, что он примет такие условия. Согласны ли вы с подобным планом?

— Нет, — резко возразил Домиций. — Люди не примут такого приказа ни от нас, ни тем более от тебя. Пусть варвары наступают, Цезарь. Мы сможем снова разбить их.

— Согласен, — поддержал товарища Рений. Члены совета дружно кивнули. Брут и Марк Антоний присоединились к мнению остальных, и Октавиан тоже. Несмотря на усталость, на лицах собравшихся читалась решимость. При виде подобной самоотверженности Цезарь улыбнулся.

— Ну, в таком случае здесь, в Алезии, мы или одержим окончательную победу, или падем смертью храбрых. Я горжусь вами. Пусть случится так, как угодно богам. А мы будем сражаться до последнего. — Юлий потер заросший подбородок и печально улыбнулся. — Может быть, позволим себе истратить немного воды, чтобы завтра выглядеть, как подобает римлянам? Принесите карты. Надо решить, каким образом утихомирить племена в очередной раз.

Верцингеторикс стоял на высокой стене крепости и внимательно смотрел на равнину. Как только часовые сообщили, что заметили внизу движение, он тут же отправился на открытую всем ветрам площадку и теперь пристально наблюдал за приближающейся во тьме колонной факелов.

— Это Мадок? — с надеждой в голосе спросил Брай.

Царь мельком взглянул на младшего брата и дружески положил руку ему на плечо.

— Кто же еще это может быть? Он привел армии Галлии, чтобы помочь нам расправиться с захватчиками. — Оглянувшись, чтобы убедиться, что никто не слышит, вождь с гордостью добавил: — Принцев из племени арвернов не так-то легко победить, правда?

Брай улыбнулся.

— А я уже начал было терять надежду. Ведь запасов продовольствия осталось не больше чем на месяц…

— Ну, значит, сегодня распорядись, чтобы люди ели как следует. Завтра окончательно разгромим римлян, а потом заберем себе их форты и крепости и вернем земли родной Галлии. Эти легионеры не скоро осмелятся снова к нам сунуться.

— И ты будешь царствовать? — спросил Брай.

Верцингеторикс рассмеялся.

— Я и так царствую, братишка. Я царь великого народа. Теперь, когда племена слышат зов крови, ничто на свете не сможет нас остановить. На рассвете все закончится, и мы снова обретем свободу.

Серое утро осветило протянувшийся почти на четыре мили лагерь галльских всадников. Проснувшись, легионеры услышали, как за высокими стенами Алезии обитатели крепости радуются приходу многочисленного подкрепления.

Несмотря на приближение лета, утро выдалось холодное. Из прибывших с приальпийских территорий продуктов повара приготовили первый за много дней горячий завтрак и на оловянных тарелках раздали его воинам. Близость готовых к бою значительных сил галлов вовсе не радовала, а потому ели молча, деловито, быстро опустошая посуду. Многие, не стесняясь, даже вылизали ее, боясь потерять хоть крошку драгоценной еды.

Построенные римлянами укрепления вокруг Алезии были достаточно высоки, а потому галлы не спешили с атакой, обдумывая, как лучше ее начать. Стены достигали семи метров в высоту, а защищали их сорок тысяч лучших в мире пеших воинов. Так что даже с колоссальными силами Мадока задача оставалась нелегкой.

Мадок и сам не мог назвать точное количество пришедших с ним всадников; он еще ни разу не видел, чтобы в одном месте собирались такие силы. И все же предводитель соблюдал осторожность: ведь именно об этом предупреждал Верцингеторикс, отправляя брата собирать племена.

— Не забывай о гельветах, — предупредил царь.

Римлянам удавалось побеждать всех, кто выступал против них, даже если на стороне противника был значительный численный перевес. Галльские войны продолжались уже несколько лет, так что легионы состояли главным образом из ветеранов — испытанных и закаленных в боях опытных воинов. Сражаться с ними было невероятно трудно. Мадок надеялся, что брат возьмет руководство конницей на себя. Ответственность казалась слишком серьезной, а потому угнетала: защитники Алезии возлагали на подошедшие силы чересчур большие надежды. Теперь уже Мадок не сомневался в способностях младшего брата — сам он ни за что не смог бы стать таким сильным и мудрым правителем, каким был Верцингеторикс. А главное, ему удалось объединить племена, связав их крепче, чем когда-либо на протяжении тысячелетий. Давние распри забыли, и каждое из племен сочло необходимым послать на помощь верховному царю лучших воинов, чтобы сломать хребет римским захватчикам.

Теперь все зависело от его единственного слова, и с восходом солнца десятки тысяч людей ожидали приказа действовать.

Юлий поднялся на холм, чтобы обратиться к воинам, рядом с которыми сражался в Галлии вот уже девять лет. Сотни человек он знал по именам и сейчас, взобравшись на возвышение и остановившись у основания наблюдательной вышки, увидел на знакомых лицах выражение напряженного ожидания. Сознают ли они, как он устал? За плечами полководца бесконечные дороги и тяжкие битвы. Воины знали, что он работает куда больше, чем каждый из них, лишая себя отдыха, — вперед заставляет идти одна лишь железная воля.

— Я не стану призывать вас сражаться за Рим! — как можно громче, чтобы слышали все, провозгласил Цезарь. — Что знает Рим о нашей жизни и борьбе? Разве сенат способен понять наши устремления и трудности? Купцы, рабы, строители, шлюхи — разве они делили с нами тяготы боевой жизни? Когда я думаю о Риме, то с трудом представляю его граждан. Мои братья здесь, рядом. Это те, кого я вижу сейчас перед собой.

Перед лицом старых соратников слова лились свободно, послушно следуя за мыслями. Полководец знал всех и говорил с каждым, и очень скоро в рядах воинов началось оживление и раздались приветственные крики: фигура в красном плаще вдохновляла и вселяла уверенность в победе. Объяснить связь между воинами и полководцем было бы очень трудно, да никто и не собирался этого делать. Легионеры знали истинное лицо Цезаря. Они видели своего командира раненым, изможденным в битвах и дальних маршах. Каждый, кому довелось хоть раз поговорить с Цезарем, помнил о встрече и ценил его внимание больше, чем то жалованье, за которое служил.

— В этот последний раз я не буду предлагать вам сражаться за Рим. Я хочу попросить большего — отправиться в бой за меня, — признался Юлий, и воины выше подняли головы, чтобы лучше слышать и видеть. Приветственные возгласы становились все громче, решительно наполняя ряды. — Кто осмелится назвать себя Римом, пока мы живы? Без нас этот город — всего лишь мрамор и камень. Лишь мы — его кровь и жизнь. Мы — его смысл. — Юлий вытянул руку в направлении огромной армии галлов. — Какая огромная честь видеть, что против нас выступают такие полчища! Да, мои легионеры, враги прекрасно понимают нашу силу. Знают, что дух римского войска несокрушим и могуч. Действительно, если бы мне довелось смотреть на наши ряды со стен вот этой крепости, я бы, наверное, и сам испугался. Больше того, пришел бы в ужас. Ведь они совсем не похожи на нас, они другие. Александр Великий гордился бы вами так же, как горжусь я. Он с радостью наблюдал бы, как вы воинственно потрясаете мечами.